| Роман о дьяволе |
[Oct. 30th, 2011|12:31 am]
Григорий
|
Когда я учился в школе, мне казалось, что самым распространённым ответом на вопрос "твой самый любимый персонаж" (в одном из двух самых известных произведений) было: "Атос. Бегемот". Даже мой лучший друг Шел так отвечал. А я чувствовал, что выделяюсь, моими ответами всегда были Арамис - и Азазелло. (В некоторых системах координат данный факт характеризует меня не лучшим образом.)
Да, раз уж у меня позавчера было настроение поговорить о "Мастере и Маргарите", почему бы и не поговорить? Просто написать о том, как я для себя отвечаю на те или иные вопросы, возникающие в связи с этой книгой, сказать, куда я помещаю себя в матрице этих вечных дискуссий. Ничего глубокого, так? Просто моё отношение к роману.
А оно личное. Если верить этим документальным записям, в девять лет я прочёл роман уже три раза, вместе с опубликованными к тому времени черновыми набросками. Я этим романом жил, я его раз в год стабильно перечитывал, я по нему выпускное сочинение в школе писал - мне выдали книгу, чтобы я мог сверяться с текстом, и я прямо на экзамене зачитался, не мог оторваться.
К "Мастеру и Маргарите" у меня отношение личное. В отличие от Стругацких, или, тем более, Ефремова, или там Толкиена - в рамках тех "фэндомов" (какое неуклюжее слово) я могу только имитировать причастность.
Итак.
0. Когда я был маленьким, мой отец объяснял мне смысл романа так - "на фоне советской действительности, даже дьявол покажется положительным персонажем". Если задаться вопросом, почему же это, то окажется, что самим своим существованием Воланд свидетельствует об истиной реальности, причём на всех уровнях, от метафизического до бытового.
"И опять крайне удивились и редактор и поэт, а профессор поманил обоих к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал:
– Имейте в виду, что Иисус существовал.
– Видите ли, профессор, – принужденно улыбнувшись, отозвался Берлиоз, – мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.
– А не надо никаких точек зрения! – ответил странный профессор, – просто он существовал, и больше ничего.
(...)
– А дьявола тоже нет? – вдруг весело осведомился больной у Ивана Николаевича.
– И дьявола...
– Не противоречь! – одними губами шепнул Берлиоз, обрушиваясь за спину профессора и гримасничая.
– Нету никакого дьявола! – растерявшись от всей этой муры, вскричал Иван Николаевич не то, что нужно, – вот наказание! Перестаньте вы психовать.
Тут безумный расхохотался так, что из липы над головами сидящих выпорхнул воробей.
– Ну, уж это положительно интересно, – трясясь от хохота проговорил профессор, – что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет! – он перестал хохотать внезапно и, что вполне понятно при душевной болезни, после хохота впал в другую крайность – раздражился и крикнул сурово: – Так, стало быть, так-таки и нету?"
"– Я, – горько заговорил буфетчик, – являюсь заведующим буфетом театра Варьете...
Артист вытянул вперед руку, на пальцах которой сверкали камни, как бы заграждая уста буфетчику, и заговорил с большим жаром:
– Нет, нет, нет! Ни слова больше! Ни в каком случае и никогда! В рот ничего не возьму в вашем буфете! Я, почтеннейший, проходил вчера мимо вашей стойки и до сих пор не могу забыть ни осетрины, ни брынзы. Драгоценный мой! Брынза не бывает зеленого цвета, это вас кто-то обманул. Ей полагается быть белой. Да, а чай? Ведь это же помои! Я своими глазами видел, как какая-то неопрятная девушка подливала из ведра в ваш громадный самовар сырую воду, а чай между тем продолжали разливать. Нет, милейший, так невозможно!
– Я извиняюсь, – заговорил ошеломленный этим внезапным нападением Андрей Фокич, – я не по этому делу, и осетрина здесь ни при чем.
– То есть как это ни при чем, если она испорчена!
– Осетрину прислали второй свежести, – сообщил буфетчик.
– Голубчик, это вздор!
– Чего вздор?
– Вторая свежесть – вот что вздор! Свежесть бывает только одна – первая, она же и последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая!
– Я извиняюсь, – начал было опять буфетчик, не зная, как отделаться от придирающегося к нему артиста.
– Извинить не могу, – твердо сказал тот.
(...)
– Я люблю сидеть низко, – проговорил артист, – с низкого не так опасно падать. Да, итак мы остановились на осетрине? Голубчик мой! Свежесть, свежесть и свежесть, вот что должно быть девизом всякого буфетчика. Да вот, не угодно ли отведать...
Тут в багровом свете от камина блеснула перед буфетчиком шпага, и Азазелло выложил на золотую тарелку шипящий кусок мяса, полил его лимонным соком и подал буфетчику золотую двузубую вилку.
– Покорнейше... я...
– Нет, нет, попробуйте!
Буфетчик из вежливости положил кусочек в рот и сразу понял, что жует что-то действительно очень свежее и, главное, необыкновенно вкусное".
Как иностранец, Воланд напоминает о наличии заграницы, как сверхъестественное существо - о существовании иной, высшей реальности. Как ценитель прекрасного - о том, что в мире существуют подлинные, красивые, интересные вещи. Он богач в мире пролетариев, он уважает правила, он ценит талант. Всё, чем он является, отрицает лживое советское бытие. Да, он дух зла, но он хотя бы настоящий. Согласно изначальным наброскам Булгакова, Воланд должен был сжечь Москву целиком - ненастоящее было обречено рассыпаться в пепел от соприкосновения с истинным. Потом, наверное, автор понял, что и это бессмысленно. В последней версии Воланд просто забирает из Москвы тех, кто принадлежит настоящему миру. (И косвенным образом способствует появлению ещё одного настоящего человека, Ивана, которого Мастер в конце называет своим учеником).
1. Если оставить за рамками мистику, роман рассматривает очень простую ситуацию. Талант ходит, где хочет. Что случится, если человек в СССР, в сталинском СССР, напишет гениальное произведение? Роман хорош, это условие опыта. По использованным в тексте отрывкам мы должны принять и поверить, что роман хорош. Если бы Мастер жил в нормальной стране, его скорее всего ждали бы слава, признание, деньги, карьера писателя - или судьба автора одного романа. Маргарита по-прежнему ушла бы к нему. Потом Мастер бы умер, а Маргарита осталась бы вдовой писателя и хранительницей его наследия.
Но Советскому Союзу не нужны творцы, Мастеру светит тюрьма или психушка. Или он должен писать в стол и никому не показывать написанное. Или, в более травоядные времена - вывозить роман контрабандой заграницу, для публикации в тамиздате, со всеми сопутствующими последствиями. Вот, увидел хорошую ссылку у Холмогорова:
"При этом общей предпосылкой всех моих построений было наблюдение, очевидность которого подтверждается социологией и социальной психологией, что духовно творческие личности, которые не только обладают творческим потенциалом, но и стремятся его реализовать, обнаруживаются во всех культурах. Однако в противовес этому всякое более или менее нормально функционирующее общество препятствует любому духовному творчеству, не связанному с какой-либо практической целью, и тем самым тормозит развитие культуры...
Размышляя о конечной фазе расцвета греческой культуры, я пришел к принципиально новым соображениям. Действительно, вопрос о причинах и механизмах действия культурного переворота, содержит, как представляется, и ответы, касающиеся причин его угасания. Ведь установить, что именно препятствовало раскрытию творческих сил греков постклассического периода, означает в то же время и выяснить, отчего в более ранние эпохи эти силы могли быть раскрепощены.
Подобная постановка вопроса уже сама по себе делала прозрачным резкий контраст между моими наблюдениями над материалом источников, касающихся стремительно развивавшейся Древней Греции, и погрязшим в глубокой стагнации Советским Союзом. На основе описания того состояния застоя культуры, которое сложилось в эпоху эллинизма, сразу же возникли бы ассоциации со сходным состоянием в советской России, ассоциации, которые считались непозволительными в тоталитарной системе. Поэтому только теперь, в известной мере в дополнение к моим предшествующим исследованиям, я подхожу к тому, чтобы включить завершающий этап греческого расцвета в мои построения и предложить тем самым последовательное объяснение этого феномена".
СССР в этом плане функционировал _слишком_ нормально, что неизбежно обрекало советское общество на стагнацию и смерть. Сознательно или нет, но этот диагноз Булгаков поставил Союзу ещё в тридцатые годы.
То, что Мастер получил возможность написать роман, выиграв деньги в лотерею - часть вышеупомянутого мысленного эксперимента. Иначе возможен аргумент, что "писатели получают пайку от советского правительства, и обязаны писать только то, что нужно советскому правительству!" (а другой-то пайки нет). Но это не случай Мастера. Он не собирался играть в государственном казино, но ему всучили билеты. "Облигацию, – пояснил он, – мне в музее дали" - то есть насильно, в счёт зарплаты. А по правилам государственного казино, иногда кто-то должен срывать джекпот. Он выиграл, значит, эти деньги его. Он вправе распоряжаться ими. Власти он ничем не обязан.
2. Мастер и Маргарита - положительные персонажи. Мастер - потому что он Мастер, и написал книгу, достойную быть прочитанной в аду и на небесах. Маргарита - потому что она любила его, и первой поняла, что он - Мастер. Другой причины не нужно. Да собственно, они в романе и описаны, как положительные персонажи. Аргументация вида "Маргарита ведьма, она хищная, она от мужа ушла к любовнику" - это смешно. Жена Булгакова, Елена Сергеевна, ушла к нему от прежнего мужа, красного командира, который всем её обеспечивал. Елена Сергеевна жила в особняке на Большой Садовой, родила своему супругу двоих сыновей - и всё равно бросила его ради Булгакова. Потому что любовь.
И как вы себе представляете эту сцену? Булгаков читает своей жене роман и говорит: "Но вообще, эта Маргарита ещё та штучка - изменила мужу, уважаемому человеку, тайком бегала от него к какому-то писателю. Так могла поступить только полная шлюха. Наверное, она попадёт в ад". Не-а.
3. Действие романа так или иначе происходит в христианской вселенной.
"В руках у него был бархатный берет с петушьим потрепанным пером. Буфетчик перекрестился. В то же мгновение берет мяукнул, превратился в черного котенка и, вскочив обратно на голову Андрею Фокичу, всеми когтями вцепился в его лысину".
И потом:
"Кухарка, застонав, хотела поднять руку для крестного знамения, но Азазелло грозно закричал с седла:
– Отрежу руку! – он свистнул, и кони, ломая ветви лип, взвились и вонзились в низкую черную тучу".
Азазелло блестяще справился со своими обязанностями телохранителя - успей старушка перекреститься, и они бы все там полегли в корчах. Воланд и его свита - христианская нечисть, они боятся креста. В этом мире Спаситель жил, был распят на кресте и воскрес. В Евангелие написана правда.
Другое дело, что автор гнул правила этой вселенной согласно своим драматическим потребностям. Это обычное дело. Но если сравнивать с тем же "Потерянным раем" Мильтона, то мир "Мастера и Маргариты" более христианский. А то можно ещё концовку "Фауста" Гёте вспомнить :).
4. В моём каноне "ершалаимские" главы - это фрагменты из романа Мастера о "Понтии Пилате", плод фантазии конкретного писателя, Мастера. Иешуа Га-Ноцри и Пилат - герои этого романа. Воланду является настоящий апостол Матфей, а Мастер в описывал своего, выдуманного. Да, в какой-то момент меня убедили аргументы сторонников такой трактовки.
В романе есть чёткие указания на то, что Пилат - это персонаж, созданный Мастером.
"Всадники остановили своих коней.
– Ваш роман прочитали, – заговорил Воланд, поворачиваясь к мастеру, – и сказали только одно, что он, к сожалению, не окончен. Так вот, мне хотелось показать вам вашего героя...
...Воланд опять повернулся к мастеру и сказал: – Ну что же, теперь ваш роман вы можете кончить одною фразой!
Мастер как будто бы этого ждал уже, пока стоял неподвижно и смотрел на сидящего прокуратора. Он сложил руки рупором и крикнул так, что эхо запрыгало по безлюдным и безлесым горам:
– Свободен! Свободен! Он ждет тебя!
...Голос [Воланда] сгустился и потек над скалами, – романтический мастер! Тот, кого так жаждет видеть выдуманный вами герой, которого вы сами только что отпустили, прочел ваш роман".
Мы могли бы не верить Воланду, потому что он Воланд, но дальше рассказчик говорит то же самое: "Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя". Кто же создал Мастера, и кто мог его отпустить, закончив этим его историю? Только сам писатель. Булгаков по отношению к Мастеру занимает такое же положение, которое занимает Мастер по отношению к Пилату. Потому что Мастер тоже выдуманный. Да, здесь сплетаются разные реальности. Роман вступает с героями в странные отношения, например, одну из глав Иван Бездомный видит во сне. Выдуманный Мастером герой мучается от угрызений совести и мечтает встретить настоящего Иисуса.
Что же, в "Розе Мира" Даниил Андреев писал, что у персонажей многих литературных произведений есть своя душа и своя посмертная судьба. А авторы за них отвечают: на том свете либо автор помогает герою, либо герой - автору. В этом смысле, любопытно, что Мастер дарует своему Пилату Свет, а Булгаков своему Мастеру - только покой. (И Маргариту :).)
5. Воланд - дьявол. Как таковой, он не всемогущ и связан рядом ограничений. Но он умеет создавать иллюзии, подделывать документы, создавать фальшивые деньги, взламывать телефонную и телеграфную сеть. Крёстное знамение разрушает его иллюзии (как в пословице, "кажется - креститься надо"), но в богоборческом СССР боятся ему нечего.
Как и положено нечистой силе, Воланд и его свита постоянно врут.
"Извините меня, что я в пылу нашего спора забыл представить себя вам. Вот моя карточка, паспорт и приглашение приехать в Москву для консультации, – веско проговорил неизвестный, проницательно глядя на обоих литераторов... – Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века, так вот требуется, чтобы я их разобрал".
Враньё. А может быть, он приехал в Москву на гастроли, в качестве артиста? И это неправда. Воланд приехал провести весенний бал полнолуния, и ему обязательно нужна хозяйка - местная уроженка королевских кровей, по имени Маргарита? А почему мы должны верить ему (или Коровьеву) в данном случае? Я бы сказал, что эта причина столь же фальшивая, как и две предыдущие - и если бы возлюбленную Мастера звали иначе, требования к хозяйке бала изменились бы соответствующим образом.
"– ...А вы одни приехали или с супругой?
– Один, один, я всегда один, – горько ответил профессор".
Холост, да. Но приехал не один, а с помощником, котом и поваром-телохранителем, не считая служанки (её они вполне могли подобрать в ближайшем морге, ладно).
Само название и структура первой главы нас обманывает. "Никогда не разговаривайте с неизвестными", закат, среда. Берлиоз и Бездомный сталкиваются с таинственным иностранцем, который говорит, что "только что сию минуту приехал в Москву". И это всё неправда. История московских событий началась не с этого. По-крайней мере, уже днём Воланд был в Москве. А первым с "неизвестным" заговорил Стёпа Лиходеев. Стёпа сидел в своём кабинете в Варьете, скучал и ждал, когда кончится его рабочий день. Воланд явился к нему и поразил своими фокусами. Стёпа сразу побежал к Римскому - ну, не сразу, сначала он позвонил в зрелищную комиссию (по крайней мере, он думал, что туда), где ему сказали, что всё в порядке и гастроли разрешены. У Римского он составил контракт, приказал напечатать билеты и афиши и выдать магу аванс. И это как раз не враньё Воланда, потому что финдиректор Римский визит Стёпы тоже помнил. В конце концов, кто-то же должен был запустить механизм подготовки к представлению? После этого Стёпа поехал пьянствовать и морально разлагаться, а Воланд отправился на Патриаршие пруды. Лиходееву он стёр память - на всякий случай.
"– Гелла, пора, – сказал Воланд, и Гелла исчезла из комнаты. – Нога разболелась, а тут этот бал, – продолжал Воланд.
– Позвольте мне, – тихо попросила Маргарита.
Воланд пристально поглядел на нее и пододвинул к ней колено.
Горячая, как лава, жижа обжигала руки, но Маргарита, не морщась, стараясь не причинять боли, втирала ее в колено.
– Приближенные утверждают, что это ревматизм, – говорил Воланд, не спуская глаз с Маргариты, – но я сильно подозреваю, что эта боль в колене оставлена мне на память одной очаровательной ведьмой, с которой я близко познакомился в тысяча пятьсот семьдесят первом году в Брокенских горах, на чертовой кафедре.
– Ах, может ли это быть! – сказала Маргарита.
– Вздор! Лет через триста это пройдет. Мне посоветовали множество лекарств, но я по старинке придерживаюсь бабушкиных средств. Поразительные травы оставила в наследство поганая старушка, моя бабушка!"
Враньё :). От первого до последнего слова. Конечно, здесь можно было сделать небольшое отступление о причинах хромоты подобных персонажей. Например, Мелькор у Толкиена охромел, потому что Финголфин вонзил меч в его ногу, но настоящая причина всё равно не в этом :). Хромой, тёмный, с огромным молотом, живёт под землей - этот архетип старше Толкиена и старше греческих мифов (где Гефест хромал, потому что его мать, Гера, сбросила его с Олимпа; см также.). В общем, я бы поставил на то, что Воланд хромает, потому что однажды упал с большой высоты.
К чему я всё это говорю? У нас есть свидетельство подлинности ершалаимских глав, но это свидетельство Воланда:
"– Ваш рассказ чрезвычайно интересен, профессор, хотя он и совершенно не совпадает с евангельскими рассказами.
– Помилуйте, – снисходительно усмехнувшись, отозвался профессор, – уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в евангелиях, не происходило на самом деле никогда, и если мы начнем ссылаться на евангелия как на исторический источник... – он еще раз усмехнулся, и Берлиоз осекся, потому что буквально то же самое он говорил Бездомному, идя с тем по Бронной к Патриаршим прудам.
– Это так, – заметил Берлиоз, – но боюсь, что никто не может подтвердить, что и то, что вы нам рассказывали, происходило на самом деле.
– О нет! Это может кто подтвердить! – начиная говорить ломаным языком, чрезвычайно уверенно ответил профессор и неожиданно таинственно поманил обоих приятелей к себе поближе.
Те наклонились к нему с обеих сторон, и он сказал, но уже без всякого акцента, который у него, черт знает почему, то пропадал, то появлялся:
– Дело в том... – тут профессор пугливо оглянулся и заговорил шепотом, – что я лично присутствовал при всем этом. И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду, когда он с Каифой разговаривал, и на помосте, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас – никому ни слова и полный секрет!.. Тсс!"
Из-за этой реплики многие пытались найти Воланда в Ершалаиме, а Гаспаров даже нашёл, убедительно доказав, что Воланд - это Афраний.
Но почему мы должны ему верить? Воланд врёт, как дышит. Не был он там, не видел он этого - а если и видел, то другое. Тексты Мастера в тексте романа стилистически выделены, тут всё однозначно. Так почему же Воланд начинает свой рассказ "белым плащом" и заканчивает "десятью часами вечера" - как в соответствующей главе романа о Пилате? Если я захочу доказать вам, что застал Отечественную войну 1812 года, и в доказательство своих слов начну цитировать "Войну и мир", разве это будет свидетельствовать о моей искренности?
Ответ один - Воланд читал роман Мастера, и в этой сцене его цитирует. Есть разные версии, вплоть до того, что Мастер был знаком с Воландом, что Воланд так или иначе продиктовал ему роман и что перед нами "евангелие от Сатаны". (По крайней мере, неприязнь Воланда к Левию Матвею - апостолу Матфею - там чувствуется.) Но это уже конспирология, в неё я сейчас играть не хочу.
[Да, после постоянных переписываний и правок текста романа, момент с узнаванием Воланда стал довольно путанным:
"– Лишь только вы начали его описывать, – продолжал гость, – я уже стал догадываться, с кем вы вчера имели удовольствие беседовать. И, право, я удивляюсь Берлиозу! Ну вы, конечно, человек девственный, – тут гость опять извинился, – но тот, сколько я о нем слышал, все-таки хоть что-то читал! Первые же речи этого профессора рассеяли всякие мои сомнения. Его нельзя не узнать, мой друг! Впрочем, вы... вы меня опять-таки извините, ведь, я не ошибаюсь, вы человек невежественный?
– Бесспорно, – согласился неузнаваемый Иван.
– Ну вот... ведь даже лицо, которое вы описывали... разные глаза, брови! Простите, может быть, впрочем, вы даже оперы «Фауст» не слыхали?
Иван почему-то страшнейшим образом сконфузился и с пылающим лицом что-то начал бормотать про какую-то поездку в санаторий в Ялту...
– Ну вот, ну вот... неудивительно! А Берлиоз, повторяю, меня поражает. Он человек не только начитанный, но и очень хитрый. Хотя в защиту его я должен сказать, что, конечно, Воланд может запорошить глаза и человеку похитрее.
– Как?! – в свою очередь крикнул Иван.
– Тише!
Иван с размаху шлепнул себя ладонью по лбу и засипел:
– Понимаю, понимаю. У него буква «В» была на визитной карточке. Ай-яй-яй, вот так штука!"
Здесь обычно дают следующую справку:
"Само имя Воланд взято из поэмы Гёте, где оно упоминается лишь однажды и в русских переводах обычно опускается. Так называет себя Мефистофель в сцене Вальпургиевой ночи, требуя от нечисти дать дорогу: "Дворянин Воланд идет!". В прозаическом переводе А. Соколовского (1902), с текстом которого Булгаков был знаком, это место дается так:
"Meфистофель: Вон куда тебя унесло! Вижу, что мне надо пустить в дело мои хозяйские права. Эй, вы! Место! Идет господин Воланд!"
В комментарии переводчик следующим образом разъяснил немецкую фразу "Junker Voland kommt": "Юнкер значит знатная особа (дворянин), а Воланд было одно из имен черта. Основное слово "Faland" (что значило обманщик, лукавый) употреблялось уже старинными писателями в смысле черта"...
...В окончательном тексте Булгаков от латиницы отказался: Иван Бездомный на Патриарших запоминает только начальную букву фамилии - W ("дубль-ве").
Такая замена оригинального V ("фау") неслучайна. Немецкое "Voland" произносится как Фоланд, а по-русски начальное "эф" в таком сочетании создает комический эффект, да и выговаривается с трудом. Мало подходил бы здесь и немецкий "Faland"".
Но Мастер знал немецкий. Даже если он читал поэму Гёте в том же русском прозаическом переводе, он всё равно должен был знать, что "Воланд" Гёте пишется через "V" и это "Фоланд" или "Фаланд". Откуда у Мастера могла возникнуть ассоциация, что если на карточке "W", то дьявол решил назваться Воландом, потому что у Гёте был Voland, а в единственном русском переводе, где сохранили эту кличку, её передали как "Воланд", что по-немецки может писаться, как Woland? Это даже для клуба "Что? Где? Когда?" чересчур глубоко.
А если бы Воланду понравилось имя Велиал или Велиар? Это тоже одно из имён дьявола. По-немецки - Belial, но если передавать русское произношение, то Welial, и опять "W" на визитке. Другое дело, если Воланд собирался послать весточку одному конкретному человеку, и был уверен в том, что тот всё воспримет совершенно определённым образом...]
6. Воланд приехал в Москву за Мастером. Большинство его действий подчинены этой цели. Может быть, Воланд не всеведующий, но он прекрасный стратег. "Виноват, – мягко отозвался неизвестный, – для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок". Он играет как бильярдист - один шар сталкивается с другими и заставляет их катиться по нужной траектории. Допустим, квартира на Садовой - хорошая база операции. Там живёт Берлиоз и Лиходеев. Лиходеев - директор Варьете, Варьете - это интересно. Но Берлиоз - глава МАССОЛИТа, и это ещё интереснее. Берлиоз общается с Бездомным - Воланд бросает Берлиоза под трамвай и отправляет Бездомного в психушку, передавать привет Мастеру. Для чего нужно убивать Берлиоза? Чтобы у Азазелло был повод заговорить с Маргаритой.
Муж Маргариты уезжает в командировку. Маргарита тоскует по Мастеру и идёт на "их место" - скамейку в центре, у Кремля. Там она видит похороны важного функционера. Ей становится любопытно - Азазелло тут как тут.
– Так это, стало быть, литераторы за гробом идут? – спросила Маргарита и вдруг оскалилась.
– Ну, натурально, они!
– А вы их знаете в лицо?
– Всех до единого, – ответил рыжий.
– Скажите, – заговорила Маргарита, и голос ее стал глух, – среди них нету критика Латунского?
Она впустила Азазелло в свой мир, остальное уже дело техники. От борта и в лузу.
Спрашивается, если Воланд с самого начала приехал за Мастером, затем ему обставлять дело так, что Маргарита заслужила возвращение своего любовника, проведя ночь в качестве ведьмы и хозяйки на балу у Сатаны, без одежды и так далее? Ну так. Это дьявол, он ничего бесплатно не делает, даже если речь идёт о воле высших сил. (Я уверен, встреча Воланда с Левием Матвеем, который прибыл сообщить окончательное решение по поводу посмертной судьбы Мастера, была не случайна.)
Воланд серьёзно ошибся только один раз:
"– Так я, стало быть, могу попросить об одной вещи?
– Потребовать, потребовать, моя донна, – отвечал Воланд, понимающе улыбаясь, – потребовать одной вещи!
Ах, как ловко и отчетливо Воланд подчеркнул, повторяя слова самой Маргариты – «одной вещи»!
Маргарита вздохнула еще раз и сказала:
– Я хочу, чтобы Фриде перестали подавать тот платок, которым она удушила своего ребенка".
Сцена из серии "вот за это я ненавижу смертных". Тупая бабская импульсивность! Минутная блажь! Она должно была сказать: "прошу вернуть мне Мастера", и на тебе! Воланду оставалось только сжать зубы и попытаться вернуть сюжет в предназначенную ему колею. Представляете, сверхъестественное существо говорит смертному, что исполнит одно и только одного его желание, а когда смертный произносит свою просьбу, оно морщится и говорит: "Ну это мы сделаем, но это глупость и не считается... а теперь скажи своё настоящее желание!" Кто здесь заинтересован в том, чтобы были произнесены определённые, вполне конкретные слова?
В этом можно увидеть очередную вариацию вечной темы - дьяволу нужно, чтобы люди по собственной воле просили его об определённых вещах. В конце концов, Берлиоз сам попросил Воланда определить, какой смертью он умрёт. (Возможно, Стёпа Лиходеев первым заговорил о том, что Воланду стоит выступать на сцене, кто знает?)
5. Как я уже сказал, Воланд прочёл роман ещё до начала событий. Более того, я готов поверить, что он заранее снял с романа копию - с точностью до последней помарки. Мастер сжёг свой экземпляр, но второй остался у Воланда. Это позволило ему дважды пошутить над главными героями. Сначала он прочёл Ивану Бездомному главу из романа, сопроводив её определённым гипнотическим внушением. Бездомный попадает в психбольницу, к нему пробирается любопытный Мастер. Иван пересказывает ему услышанное, своими словами. Пересказывает Мастеру книгу Мастера! Вместо того, чтобы сказать: "Ба! Кое-кто читал мой роман!", Мастер "молитвенно сложил руки и прошептал: О, как я угадал! О, как я все угадал!" Воланд в этот момент катался от хохота, я думаю. Самомнение не милосердие, самомнение ему понятно и приятно.
"– А скажите, почему Маргарита вас называет мастером? – спросил Воланд.
Тот усмехнулся и сказал:
– Это простительная слабость. Она слишком высокого мнения о том романе, который я написал.
– О чем роман?
– Роман о Понтии Пилате.
Тут опять закачались и запрыгали язычки свечей, задребезжала посуда на столе, Воланд рассмеялся громовым образом, но никого не испугал и смехом этим никого не удивил. Бегемот почему-то зааплодировал.
– О чем, о чем? О ком? – заговорил Воланд, перестав смеяться. – Вот теперь? Это потрясающе! И вы не могли найти другой темы? Дайте-ка посмотреть, – Воланд протянул руку ладонью кверху.
– Я, к сожалению, не могу этого сделать, – ответил мастер, – потому что я сжег его в печке.
– Простите, не поверю, – ответил Воланд, – этого быть не может. Рукописи не горят. – Он повернулся к Бегемоту и сказал: – Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман.
Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей. Верхний экземпляр кот с поклоном подал Воланду. Маргарита задрожала и закричала, волнуясь вновь до слез:
– Вот она, рукопись! Вот она!
Она кинулась к Воланду и восхищенно добавила:
– Всесилен, всесилен!
Воланд взял в руки поданный ему экземпляр, повернул его, отложил в сторону и молча, без улыбки уставился на мастера".
Воланд громко смеётся, когда слышит то, что никак не может его удивить, и молчит, когда его очередная шутка удалось. Ну, это дьявол. Своих настоящих эмоций он показывать не собирается, но это была именно шутка. Маргарита признала его "всесильным", что приятно слышать, согласитесь. А роман всё это время был у него.
----------------------
Возможно, осталось ещё что-то сказать - может, о черновиках, или ещё что-то вспомнится. Но это в следующий раз. |
|
|
