| Давид и Голиаф |
[Nov. 26th, 2011|10:29 pm]
Григорий
|
...Что касается поединка Давида и Голиафа, то я всегда воспринимал его, как победу пути мастерства. Вы ведь не думаете, что первый попавшийся человек смог бы так попасть? Тут можно пафосную сцену накрутить. Юный Давид, совсем ещё мальчик пасёт овец своего отца. От скуки мечет камни из пращи в ближайшее сухое дерево. Дальше мы включаем волшебную силу монтажа - проходит несколько лет, то же самое дерево, жужжание, щелчок - и сучок за сучком просто испаряются, сбитые пущенными со страшной скоростью камнями. Филистимляне выставили чемпиона по фехтованию, а евреи - чемпиона по стрельбе.
В одном месте я прочёл забавную мысль, что главный момент в библейском описании поединка - следующий: "Когда Филистимлянин поднялся и стал подходить и приближаться навстречу Давиду, Давид поспешно побежал к строю навстречу Филистимлянину". Ну а дальше все помнят: "И опустил Давид руку свою в сумку и взял оттуда камень, и бросил из пращи и поразил Филистимлянина в лоб, так что камень вонзился в лоб его, и он упал лицем на землю".
То есть, в этом бою Давид атаковал. Он первым сократил дистанцию, рывком - и, возможно, Голиаф на мгновение опешил от такой наглости. На что и был расчёт. Ещё раз - Давид знал, с какого расстояния он сможет попасть в голову противника, и, по сути, контролировал ход битвы.
Ещё до этого:
"И одел Саул Давида в свои одежды, и возложил на голову его медный шлем, и надел на него броню.
И опоясался Давид мечом его сверх одежды и начал ходить, ибо не привык к такому вооружению; потом сказал Давид Саулу: я не могу ходить в этом, я не привык. И снял Давид все это с себя".
Саул был готов выдать Давиду полный комплект вооружения. Но Давид - лёгкий пехотинец, он не привык ходить в доспехах. Броня ограничивала его мобильность, что противоречило выбранному ему плану действий. Он ведь должен подбежать к филистимлянину. Выбор оружия - выбор тактики.
И ещё раньше:
"И сказал Саул Давиду: не можешь ты идти против этого Филистимлянина, чтобы сразиться с ним, ибо ты еще юноша, а он воин от юности своей.
И сказал Давид Саулу: раб твой пас овец у отца своего, и когда, бывало, приходил лев или медведь и уносил овцу из стада,
то я гнался за ним и нападал на него и отнимал из пасти его; а если он бросался на меня, то я брал его за космы и поражал его и умерщвлял его;
и льва и медведя убивал раб твой, и с этим Филистимлянином необрезанным будет то же, что с ними, потому что так поносит воинство Бога живаго".
Это слова, которые Давид говорит в подтверждение своей квалификации. Он уже решал подобную задачу, правда, убивая не людей, а крупных хищников; но с технической точки зрения, разница невелика. Можешь раздробить череп медведю - одолеешь и Голиафа.
Итак, Давид, безусловно, обладает мастерством; он выбрал правильную стратегию боя; и он проявил бесстрашие. Потому что, действительно, он не мог позволить себе ошибки - стоило ему споткнуться, запнуться, промахнуться, и Голиаф пустил бы его на шаурму.
Значит, мы получаем следующее. Совершенная техника, правильная тактика, твёрдость духа и готовность к риску способны обеспечить мастеру победу даже над (казалось бы) сильнейшим противником. Тут даже не скажешь, что "порядок бьёт класс/метод побеждает силу", потому что Давид и есть сила. Но он стал ещё и воплощением искусства...
Кстати, сравните вышесказанное со сценой из знаменитого фанфика Ника Перумова по Толкину - "Чёрное Копьё", гибель последнего короля Гондора, потомка Арагорна:
"А потом в гондорском войске внезапно заиграли сразу несколько десятков больших рогов, и на поле один, в полном вооружении, с копьем наперевес, выехал король.
— Твой вызов принят! — возгласил он, привставая в стременах и напрягая голос так, чтобы его услышало как можно больше воинов. — Владыки Запада не бегут от опасности! Бери же копье — и сразимся!
— Вызов… вызов… Король будет биться! — пронеслось словно ветер по гондорским рядам.
Владыка Гондора был величествен в сияющих доспехах и крылатом шлеме, с небольшим щитом, на котором красовался инкрустированный самоцветами герб Соединенного Королевства. И по мягкому отблеску металла колец и наплечников хоббит понял, что король закован в мифрил и, следовательно, почти неуязвим.
Теперь все взгляды гондорских воинов обратились к Олмеру, Тот спокойно сидел на своем вороном жеребце, завернувшись в черный плащ и низко надвинув капюшон. Фолко не видел верхней части его лица и глаз; только подбородок виднелся, белый, словно пролежавшая невесть сколько на ветрах и дождях мертвая кость. Безжизненной жутью веяло от этой фигуры, и Фолко мог только поражаться, насколько быстро произошли зримые и ужасные перемены в Вожде после того, как в Болотном Замке Мертвецкие Кольца слились.
Санделло подал Олмеру копье, щита же Король-без-Королевства не взял вовсе. И никто не мог понять, есть ли на нем вообще какие-нибудь доспехи.
Король Гондора неспешно поднял свой золоченый рог, затрубил. И в тот же миг, словно лопнули невидимые канаты, конь Олмера рванулся с места, с каждой секундой убыстряя бег. Неистовый рев раздался из рядов воинства Олмера.
Но и конь владыки Гондора ничуть не уступал коню его противника. И он столь же молниеносно начал разбег. А хоббит, затаив дыхание, следил, как сближаются две фигурки — светлая и темная — и как наконечники копий обоих противников горят, точно небольшие звезды… Прошлое сшибалось с настоящим, далекий потомок Боромира требовал уплаты по счету от потомка победившего соперника.
Олмер скакал, небрежно свесив копье куда-то в сторону; король же мчался, пригнувшись к гриве коня, взяв на изготовку щит, и копье его было нацелено прямо в грудь несущемуся навстречу противнику.
Всадники стремительно сближались, сердце хоббита, казалось, вообще перестало биться. Король Гондора не мог не победить! Здесь, в честном бою, грудь на грудь… Сейчас, сейчас они сшибутся, и светлый витязь опрокинет темного, втопчет его в землю копытами боевого коня — и Долг хоббита будет исполнен.
Но Олмер не принял предложенного ему честного боя. Король шел на поединок, чтобы победить или умереть, а Олмер шел только побеждать.
Слишком грандиозен был замысел Короля-без-Королевства, чтобы подвергать его различным непредсказуемым опасностям.
Когда всадников разделяло не больше тридцати шагов, Олмер внезапно поднял своего коня на дыбы; копье полетело в сторону, отброшенное, а из глубины черного плаща обтянутые перчатками руки молниеносно извлекли лук и стрелу. Подобно молнии неуловимое движение — и тетива натянута. Невероятно короткая пауза — и тетива отпущена.
Тяжкий, подсердечный не то стон, не то вопль ужаса, и скорби, и ярости вырвался у гондорских воинов. Конь их Короля еще скакал, но сам Повелитель Гондора уже опрокинулся на спину, медленно валясь из седла, и из смотровой щели его шлема торчала черная хазгская стрела.
Олмер не зря носил прозвище Злого Стрелка. И тотчас хрипло взвыли рога в войске Вождя. И, нахлестывая коней, рекой, прорвавшей запруду, ринулась истерлингская конница; с места в бешеный карьер понесли низкорослые коньки хазгов; захлопали арбалеты ангмарцев; вся масса Олмерова войска устремилась вперед, и от их боевого клича, казалось, вот-вот расколется и рухнет небо".
За исключением иначе расставленных акцентов, перед нами та же сюжетная схема. Неадекватное ситуации вооружение - отказ от честного поединка - заранее просчитанный рисунок боя - идеальный выстрел в прорезь шлема.
Конечно, можно сделать упор на то, что Давид упоминает победы над дикими зверями. Он пастух и охотник. Я писал о героях Зарада, бога охоты:
Отношения охотника с добычей неравноправны - зверь может быть больше и сильнее, обладать лучшим чутьём, звериным коварством и хитростью. И всё равно охотник раз за разом добывает зверя, потому что знает его повадки и привычки, умеет красться, и становится невидимым, и наносить удар в тот единственный момент, когда зверь уязвим. Поэтому из зарадистов получаются лучшие партизаны и специалисты по борьбе с партизанами, в то время как культ бога войны тяготеет к честному поединку и генеральному сражению в чистом поле, что позволяет из равных противников выбрать лучшего.
Голиаф ждал именно этого - поединка равных, в котором выяснится лучший (и это будет он). Давид не дал ему этого шанса, Давид шёл добывать трофей: "И сказал Филистимлянин Давиду: что ты идешь на меня с палкою? разве я собака? И проклял Филистимлянин Давида своими богами". То, что Давид вышел на бой с посохом, а не с мечом, может считаться ещё одним признаком культа Зарада... или быть точно рассчитанным ходом для выведения противника из психологического равновесия.
Ну и наконец, можно вспомнить схему Арчера Джонса. Лёгкая пехота бьёт тяжёлую пехоту. Правило такое. Потому что лёгкая пехота мобильнее и вооружена метательным оружием.
(У Перумова, соответственно, лёгкая конница бьёт тяжёлую.) |
|
|
