Ладно.
На самом деле, я искал вот этот вот текст Крылова о власти, заговоре и происхождении государства - "Договор и заговор". Причём, я уже даже не помню, зачем искал именно этот текст. Боюсь, мне из него была нужна всего одна строчка: "Несколько человек, способных сговориться между собой за спиной всех остальных (то есть общества как такового) по поводу того, что они будут с обществом делать, имеют все шансы добиться своего – этот кошмар терзал общество с момента его появления". См. также "Мафия".
[А вот в процитированном тексте он как раз разбирает проблематику самого заговора.
Общие цели, общие действия разных людей - это заговор.
Разные цели, но общие действия уже являются заговором.
Но и разные цели, разные действия могу быть основой для заговора при наличии тайной и истинной информации друг о друге. Здесь в представлениях Крылова ничего не изменилось, я думаю.]
Но с текстом про происхождение власти тематически связан текст про происхождение денег и рынка - "Винтовка рождает рынок". Тайная власть порождает явную, явная власть изобретает деньги, а деньги порождают рынок.
"Однако, давайте представим себе реальный, а не “условно-гипотетический” рынок. То есть место, где собрался галдящий люд, купующий и куплю деющий. Вот к бабе с корзиной яиц подходит мужик с кусочком серебра, они сговариваются о цене… после чего мужик берет корзину, смотрит нагло и спокойно уходит, не заплатив. Баба, естественно, отчаянно орет и машет руками, все бросаются ловить вора…
Стоп. Почему, собственно, бросаются, и кто бросается? Конечно, существует некая солидарность торговцев, которые ненавидят базарных воров как класс. Однако, бросить свои товары тоже страшно: вмиг утащат. Но на такой случай на базаре есть стражники, которые и присмотрят, если что, и помогут поймать и скрутить подлеца. Разумеется, стражу приходится подкармливать, но оно того стоит…
Тут-то и возникает пресловутая “роль государства”. В диком поле, где нет закона ни божьего ни людского, никакой рынок невозможен. Для того, чтобы мирно торговать, необходим кой-какой порядок, хотя бы самый примитивный, на уровне “держи вора”. Этот порядок и обеспечивает государство. Или что-то ему подобное. То есть оно является неустранимым элементом “рыночных отношений”".
Тут у Крылова, кстати, ошибка. В рамках всё той же абстрактной модели, изначальный субъект рыночных отношений не человек, а коллектив. Племя, если хотите (обсидианом и янтарём торговали и в каменном веке). Да и в более поздние времена речь будет идти о караване, или о торговом корабле, выступающем, как единое целое. А торговцы всегда были готовы защищать свои товары с оружием в руках. Им часто приходилось пересекать пространства, где никакой власти не было вообще. Риск либо оправдывал себя, либо нет, но когда это было не так? Короче, для обмена товаром двум коллективам нужно было знать только одно - их силы сопоставимы, поэтому торговать выгоднее, чем воевать. Остальная инфраструктура вырастает позднее, естественным образом.
Но как бы то ни было... пока искал, нашёл другие тексты. И завис. Люблю я Крылова, всё-таки. Я его как бы не с 2001 года читаю.
Вот, например, эссе "О частной собственности", логически связанное с текстом о власти и деньгах, но при этом содержащее аллюзию на евангельскую притчу о талантах!
И ещё - "«Чудище обло»: две стратегии управления".
И "Запах хищника" - совсем о другом, но тоже хорошо.
"Так, грубые нравы Средневековья объясняются через психологию людей, вынужденных «жить одним днём», поскольку будущее им неведомо: в нестабильном феодальном обществе, где любой высокопоставленный господин может быть завтра убит, обращён в рабство, подвергнут унижениям и пыткам, вырабатывается психология, исключающая чрезмерную семантическую чувствительность. Плевок — это просто плевок.
Изменение положения вещей тоже трактуется в темпоральных категориях. Описываемый (долго и дотошно) процесс «возвышения королевского дома» (Элиас подробно разбирает экономические механизмы, к тому ведущие, например, монополизацию сбора налогов в условиях уменьшающейся ценности рентных доходов «владетельных синьоров») не просто «концентрирует власть в одних руках» (то есть создаёт её как власть: власть в руках многих — это анархия. Он одновременно расширяет временной горизонт индивида: угрозы становятся предвидимыми, а выражающие их признаки — значимыми.
Вывод: там, где будущее не определено, знаки ничего не выражают. Предвидимое же будущее делает настоящее «набором символов», которые указывают на него. Более того, знаки и создают «социальное время», «будущее» как перспективу. Каприз синьора не выражает ничего, кроме его текущего настроения, которое может в любой момент перемениться. Но «мимолётный знак благосклонности» абсолютного монарха означает «возможность продвижения» (и воспринимается окружающими как таковой), открывает сияющее поле перспектив. И точно так же, мелкие проявления телесной активности становятся «читаемыми». Плевок превращается в признак неуважения, который следует зорко подмечать за другими, но избегать самому — разве что в специально рассчитанной ситуации оскорбления… То, что существует только в настоящем, незнаково: это важный вывод, указывающий на природу знака. Знак — это след будущего события, «значить» — значит указывать на то, что может произойти".
