"...Постановка "Взятие Зимнего дворца", осуществлённая в 1920 г. в праздник Годовщины Октябрьской революции на Дворцовой площади. В этом "спектакле" приняло участие около 10 тыс. исполнителей, причём главный его режиссёр Н. Н. Евреинов стремился привлечь лиц, непосредственно участвовавших в штурме Зимнего, а также с максимальной точностью воспроизвести события трёхлетней давности. Даже крейсер "Аврора" вновь давал свой исторический залп. Особенности режиссуры можно проследить по описаниям этого массового действа.
"Тьма. Пушечный выстрел возвещает о начале торжеств. Вспыхивает лампионами мост. На нём 8 трубачей-фанфаристов, с их труб свисают вниз красные полосы тканей. Они трубят, и снова наступает тьма. Раздаётся симфония Гуго Варлиха, иллюстрирующая переживания Временного правительства и пролетариата. Оканчивается она Марсельезой, во время которой вспыхивает белым светом платформа Керенского. Огромный обветшалый зал в стиле Ампир, Керенский с розовым флагом в руках принимает сановников и банкиров с Займом Свободы. Все ритмично шагают под воинственную музыку и крики: "Война до победного конца".
Но вот раздаются гудки фабрик и заводов. Гаснет керенщина. Из тьмы вырисовывается красная платформа пролетариата. Фабричные трубы, части машин, слышны звуки молота. Под отдельные, ещё неуверенные звуки Интернационала движутся нестройные массы рабочих. Митинг. Ораторы. Всматриваются в тьму. Крики: "Ленин, Ленин" перекатываются из конца в конец.
Снова гаснет левая и вспыхивает правая платформа. На ней уже некоторая неуверенность. Совещания. Предпарламент. Гаснет правая площадка, вспыхивает левая. На ней уже заметна организованность.
И так поочерёдно внимание публики переносится с платформы Керенского на платформу Ленина. И так постепенно организованность белых расстраивается, и их Марсельеза звучит всё неувереннее, фальшивее и жиже.
А у красных Интернационал всё ширится и крепнет, всё стройнее, и мощнее, и призывнее. И стройность пролетарских масс всё налаженее и всё грознее; реют красные знамёна. На мостике суетня, возня, смятение. Это пробегают по нему с платформы Керенского на платформу Ленина...
В разгар панического бегства женского батальона и части юнкеров за Временным Правительством, представители которого скрываются в Зимнем дворце, гаснут обе платформы, и выступает сперва мрачный, а затем мигающий пятьюдесятью окнами последний оплот керенщины. Это постепенное мигание, зажигание и включение света в окнах даёт иллюзию внутренней суетни, замешательства, душевных переживаний этого громадного здания. Кроме того, в каждом вспыхивающем окне разыгрывается какая-нибудь сцена борьбы. Трещат пулемёты. Гремит артиллерия. Орудийный обстрел "Авроры". Слышны сирены и гудки. Фейерверк. Интернационал стотысячной толпы. Парад войск с факелами". (Керженцев П.М., "Творческий театр", 1923 г.)".
И ещё раз о подобном мероприятии:
"Отметим, что ориентация на эпос, стремление к эпической мощи проявляется в каждом элементе празднества, и в частности, в его вещном наполнении. Вот как описывает используемую "бутафорию" Н. Петров, один из режиссёров постановки:
"Два миноносца, являющиеся портальными кулисами нашей сцены, скоростной катер, на котором водружён двенадцатиметровый красный стяг, а на нём силуэтная огромная фигура Ленина; пятьдесят шлюпок с двенадцатью краснофлотцами в каждой, у каждого краснофлотца по два зажжённых смоляных факела; две тысячи таких же факелов, которые держали в руках тысяча бойцов, находившихся в Петропавловской крепости; три баржи с виселицами, шесть баржей с укреплёнными на них двенадцатью фигурами интервентов... (каждая фигура высотой пятнадцати метров была заряжена "пиротехническими неожиданностями"); пятиметровые буквы, составляющие слова "Ленин умер"; эти буквы освещались как транспаранты, и поднимались на привязном аэростате над шпилем Петропавловской крепости. Много ещё было символическим и аллегорических элементов пантомимы, выражающих собой тот или иной исторический эпизод. Петропавловская крепость была освещена белым светом, а Монетный двор и его трубы - красным". (Петров Н.В., "50 и 500", 1960 г.)".
Воистину, в тридцатые годы СССР был уже не торт. Кокаин кончился.