Впрочем, за счёт подобной "персонализации", это ещё и архетипичные представления такого явления, как "русский начальник" - три его лика, как у индийского божества.
Цвет первый, красный. Ад, низшая ступень - это Жуков и Война. "В Красной армии больше храбрости требует отступление, чем атака" (приписывается Сталину, в беседе с американским дипломатом Авереллом Гариманом, в 1941 году). Эту идею наиболее образно выразил Твардовский, написав о мемуарах Жукова: "Кровавая книга, не замечающая того, что она вся в крови (хотя в конце упоминает о 20 миллионах наших жертв в этой войне), народ для него — „картошка”, как говорит солдат в „Климе Самгине”. Он воюет именно числом, постоянно требуя пополнений, не считая людских жизней, не удручённый нимало их гибелью и страданиями. Он, как и вообще Верховное командование, тушит пожар войны дровами её — людьми: загрузить так, чтобы трудно было пробиться пламени. Как мне памятны по первым (и не первым) дням и неделям войны всеобщий панический пафос жертвенности („пасть за родину”), запретность и недопустимость мысли о сохранении жизни своей. Отсюда и требование самоубийства во избежание плена".
Тушить огонь дровами... Позитивная составляющая образа - это полководец Победы, умевший бить немцев даже с сопоставимыми силами и сопоставимыми потерями, и тогда, когда многие не могли и этого. Негативная - понятно. Орущий мясник. "Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена они также будут все расстреляны". (Естественно, обычно в таких случаях добавляют, что у Жукова не было никакой возможности выполнить подобную угрозу, он просто хотел напомнить солдатам, что они-то, может быть, и убегут, но их родственники в любом останутся в руках у советской власти.)
Итак, негативный образ Жукова - это "хазарский полководец" по Гумилёву (я постоянно цитирую этот кусок):
"Платя воинам большое жалованье, хазарское правительство предъявляло им оригинальное требование: войскам запрещалось терпеть поражение. Невыполнение боевого задания, т. е. бегство от противника, каралось смертью... Если же у [командиров] не было смягчающих обстоятельств, то их тоже казнили... Очевидно, что воины, особенно рядовые, далеко не всегда могут быть виноваты в неудаче операции. Поэтому лишать их возможности доказать свою невиновность - несправедливо... Значит, мусульманские наёмники рассматривались не как люди, точнее, не как личности, а только как капиталовложение, которое должно было принести прибыль. С точки зрения евразийских кочевников, славян, византийцев, арабов и даже германцев, такое отношение было недопустимо даже к боевым лошадям и охотничьим собакам".
Как в анекдоте: "И тогда я сказал товарищу Жюкову: "Жюков, если ты сдашь Ленинград, я тебя расстреляю!" ...Так выпьем жэ за товарищей, которые всэгда умели понимать дружеские шютки!" Страх перед начальством трансформируется в грубость и агрессию по отношению к непосредственным подчинённым, и в полное безразличие к низшим уровням человеческой пирамиды.
Из "красного" цвета уже вырастает тот самый "чёрный миф", который является нашим успешным экспортным товаром - его знают во всём мире.
Цвет второй, синий. Чистилище - это Кутузов, "китайский" полководец в хорошем смысле слова. Отец в детстве объяснял мне особенности китайской стратегии на примере действий Кутузова во время Отечественной войны 1812 года, и надо сказать, мой отец был не единственным, кто проводил такую аналогию, она напрашивается. "Хитрая лиса", "добрый дедушка" из "Гусарской баллады" (или "Войны и мира"), чуткий к естественным процессам, не пытающийся плыть против течения, осуществляющий моральное руководство войсками ("приехал Кутузов бить французов" - мы будем делать то же самое, что делал Барклай, но с душой).
Кутузов прославился фразой про то, что лучше отдать Москву, чем потерять армию. Кутузов оставил Наполеону дорогу для отступления - которое само по себе уничтожало остатки Великой Армии. Кутузов, в сущности, предлагал просто выпустить Наполеона из страны, и потом не трогать, чтобы тот продолжил наводить шорох в Европе (и чтобы он мешал жить англичанам, которые нам всё равно не друзья). Это китайский путь.
Впрочем, зачем про это писать, про это уже всё написал
Цвет третий, белый. Рай, высшая ступеть - это, естественно, наше военное всё, Суворов - и его "золотой" екатериниский век. Непобедимый русский полководец стал недостижимым идеалом, символом того, к чему мы стремимся, но чего никогда не сможем достичь. С Пушкиным его роднит и то, что в любви к нему синхронно признавалась Россия советская и Россия зарубежная. Естественно, сам Суворов был "представителем своего времени", крепостником и чем угодно - наш учитель русского языка и литературы мэтр Левитов вообще считал его типичным служилым мясником, который напрасно губил солдат в мирное и военное время. Но даже такой иконоборец, как
И конечно:
"Суворов говаривал: "Я лил кровь [на войне] реками. Трепещу, но люблю моего ближнего, в жизнь мою никого не сделал я несчастным, не подписал ни одного смертного приговора, не раздавил моею рукою ни одного насекомого, бывал мал, бывал велик!"
Суворов постиг путь войны, но избежал воздействия кровожадных чар её бога. Суворов разговаривал с кошками и с ангелами (да, по легендам). Суворов прикоснулся к предельному воинскому совершенству - разгрому превосходящих сил противника с минимальными потерями, в ходе решительной атаки.
Суворов оставил нам следующую мудрость... "Гренадеры и мушкетеры рвут на штыках, а стреляют пулеметчики". Нет, не эту, но Керсновский всё равно прелесть :).
Итак.
"Воевать не числом, а умением".
Ну это мы все знаем. Потом:
"Не довольно, чтобы одни главные начальники были извещены о плане действий. Необходимо и младшим начальникам постоянно иметь его в мыслях, чтобы вести войска согласно с ним. Мало того: даже батальонные, эскадронные, ротные командиры должны знать его; по той же причине — даже унтер-офицеры и рядовые. Каждый воин должен понимать свой маневр. Тайна есть только предлог больше вредный, нежели полезный. Болтун и без того будет наказан".
Наконец:
"Местный в его близости по обстоятельствам лучше судит, нежели отдалённый: он проникает в ежечасные перемены, их течения и направляет свои поступки по правилам воинским. Я — вправо, должно влево, — меня не слушать. Я велел вперёд, ты видишь — не иди вперёд".
В этом и заключается совершенный подход к войне, и ни немцы, ни американцы не смогли придумать ничего круче этого. Подумайте об этом. [Впрочем, я про это уже писал.]