Не могу сказать, что я во всём согласен с автором, но я процитирую нужное. Это то, что я когда-то сам хотел сказать.
"Начать я хочу по своей привычке несколько издалека: а именно - с традиционных представлений о социальной стратификации в той культуре, в которой выросли мы все, независимо от нашего этнического происхождения, т. е. в культуре индо-европейской. При этом сразу хочу оговориться, что бОльшая часть того, что верно для нее, применимо также и к подавляющему большинству остальных традиционных культур Старого Света с некоторыми, как правило незначительными, поправками. Поскольку речь у нас шла об элитах, я совсем было уж собралась писать о том, как они формировались в рамках культурной индо-европейской традиции, каковы были их права и обязанности, как вдруг поняла, что в данном случае начинать нужно совершенно с другого. С противоположного конца. С тех, кто в традиционных обществах изгонялся за пределы социума, лишался не только права принятия решений общественного значения, но и, подчас, права распоряжения собственной жизнью и составлял так называемый слой «неприкасаемых» (или их аналоги в других культурах). Почему я начинаю именно отсюда, надеюсь, станет ясно по ходу дела, а пока рассмотрим это явление поближе. Оно, в отличие от элит, не пользовалось популярностью как объект изучения в традиционной антропологии, и заниматься им всерьез начали лишь сравнительно недавно.
Хочу еще раз подчеркнуть: речь идет не о слугах или ремесленниках, занимавшихся «грязной» работой (кузнецах, гончарах и т. п.), а о людях, вообще вынесенных за пределы социума: о тех, кому не позволялось селиться в пределах человеческих поселений, брать воду из общественных колодцев и уж тем более — появляться в общественных местах иначе, как для исполнения своих обязанностей, в особой, отличающей их, одежде и со всеми необходимыми предосторожностями для того, чтобы не осквернить ничего своим присутствием. Тема, это, естественно, огромная, но для нас важнейшими являются два фактора: происхождение этого социального слоя и занятия, которые им предписывалось исполнять.
Как правило, «неприкасаемые» (и их аналоги) происходили из числа покоренных народов, т. е. изначально принадлежали к иному (в отличие от основной массы населения) этносу, к другой культуре и религии, а иногда — и к другой расе. С течением времени они могли усвоить язык и некоторые элементы культуры завоевателей, но от этого они не становились частью социума: строжайшая система табу на любые виды общения с этой категорией людей сохранялась на протяжении столетий.
Такие люди не имели права заниматься какой-либо деятельностью, кроме предписанной, и именно этим, в частности, объясняется живучесть табу. «Неприкасаемые» делали то, что в коллективном бессознательном было зафиксировано не просто как «грязная работа», но как нечто ритуально нечистое, загрязняющее не только (и даже не столько) тело, сколько душу. К таким занятиям в подавляющем большинстве индо-европейских культур относились: уборка нечистот и отбросов, работа на бойне и переработка туш убитых животных (включая обработку кож), а также, что является, очевидно, самым важным в рассматриваемом нами случае – это работа палача: казни, пытки и телесные наказания осужденных преступников. Список того, что относилось к деятельности исключительно «неприкасаемых», мог быть разным в разных культурах, но работа палача входила в этот список всегда.
С развитием цивилизации человечество постепенно приучило себя к необходимости существования боен (хотя работа на них оставалась одной из наименее престижных и самых малооплачиваемых), сумело — хоть и далеко не сразу — обойтись при уборке мусора и нечистот без особой наследственной категории людей, ответственных за это дело, но вот стигма, связанная с деятельностью палача, сохранилась в целости и прошла сквозь века практически нетронутой. Столетиями палачи выполняли свои обязанности в ритуальной одежде и в масках. Этот обычай дожил до современности: даже уже в 30е годы ХХ в. единственный (!) в тогда независимой Польше палач разъезжал по стране для приведения в исполнение смертных приговоров судов, и работал он исключительно в маске (хотя его имя было всем известно). Для каждого случая он использовал новую пару перчаток, которые затем снимал и выбрасывал, как бы ритуально очищаясь от только что совершенного акта. Нет нужды объяснять, что породниться с семейством палача (когда такие браки стали возможны) желали весьма и весьма немногие. Шли на это либо те, кто принадлежал к тому же «цеху», либо совершенные бедняки и нищие и все те же «отверженные» разного рода, которым терять было уже нечего. Идея, что палач или член его семьи может стать правителем города или страны, на протяжении тысячелетий казалась настолько же абсурдной и немыслимой, как для нас сейчас — мысль, что человеческим обществом может руководить насекомое. Навозная муха, скажем, или таракан (этот кошмарный архетип нашел свое воплощение у К.Чуковского: "Тараканище"). Такое было возможно разве что в качестве одного из признаков светопреставления, когда абсолютно все законы, природные и человеческие, вдруг перестают действовать.
Кстати, если кому-то трудно сейчас визуализировать «традиционное» отношение к некоей группе людей как к существам априори низшим, то очень рекомендую вспомнить повесть Булгакова «Собачье сердце». Образ Шарикова, воспринимаемый нами как метафора, для человека традиции был бы абсолютно буквальным, можно сказать, «из жизни взятым» описанием «неприкасаемого», то есть человека, душа которого впервые воплотилась в человеческом теле и, следовательно, была не способна еще воспринимать нормы жизни, принятые в человеческом обществе. Единственное воздействие, понятное такому человеку — это насилие. Именно так он сам стремится воздействовать на окружающих, и сам он подчиняется лишь грубой физической силе или прямой угрозе ее применения. Кроме того, Шариков, поскольку явился он в этот мир непосредственно из собаки, не принадлежит ни к одной семейной или социальной группе, он а-социален по определению, не способен функционировать в нормальном (подчеркиваю — нормальном, стабильном!) обществе и, следовательно, по идее, должен был бы «слушать и запоминать! Слушать и запоминать!» (с), ни в коей мере не претендуя не то что на умственную деятельность, но даже и на то, чтобы распоряжаться самим собой. Таким, как он, следовало почтительно наблюдать за тем, как — в буквальном смысле – «живут люди», и лишь пытаться подражать их примеру, тем самым набирая опыт для будущих, возможно, более благоприятных, воплощений души в человеческом теле. Заметим, кстати, что и род деятельности, который нашел себе булгаковский персонаж, полностью соответствует архетипу: он работает «в Очистке», умерщвляя животных, и, более того, получает от этого зверское наслаждение. Впрочем, по некоторым признакам в повести можно сделать вывод, что на самом деле убивал Шариков — по крайней мере к концу своей карьеры — отнюдь не бродячих кошек.
Фантастическая популярность этой повести отнюдь не случайна. Талант Булгакова воспроизвел один из мощнейших образов коллективного бессознательного, часто отрицаемый в современном обществе как «варварский пережиток». Собственно, этот образ вплотную подводит нас, наконец, к непосредственной теме этого поста. А именно, о трагическом феномене общества, в котором каста палачей, вопреки всем историческим прецедентам и представлениям человеческой психики, пришла к власти. Речь здесь отнюдь не идет о каких-то метафорических «палачах», каковыми могут быть названы многие, если не все, правители, судьи или другие государственные деятели, так или иначе ответственные за принятие решений, приводивших и приводящих к гибели людей. Речь идет о самых что ни на есть буквальных палачах, то есть людях, собственными руками совершавших казни, пытки и все прочее, что входит в палаческие обязанности.
Когда и как это произошло, мы все прекрасно помним. Кроме того, мы это знаем, только часто либо не отдаем себе в этом знании полного отчета, либо стараемся об этом не думать. Обратим внимание на широко цитируемую (и даже затасканную) фразу профессора Преображенского: «Да, я не люблю пролетариат!» Как правило, это понимается в том смысле, что профессор не любил и презирал рабочий класс. Мне кажется, это совершенно неверная трактовка. Не имели рабочие практически никакого отношения к печалям профессора. По всей видимости, Булгаков проницательно имел в виду пролетариат в изначальном, латинском значении этого слова, обозначавшего социальный слой, лишенный каких бы то ни было средств к существованию и живший исключительно за чужой счет. «Пролетарии» в Риме были пауперами, обретавшимися практически за пределами социума, они не принадлежали ни к одному из классов населения. Именно такие, деклассированные, утратившие свою социальную принадлежность, личности и пришли к власти с России в результате большевистского переворота 1917 года.
Нам так долго морочили голову рассказами о «рабоче-крестьянской революции», что кое-что из этой пропаганды все-таки осело в нашем сознании и даже застряло там. Вспомним же, что массовой поддержкой крестьянства пользовались отнюдь не большевики, а эсеры. Что среди кадровых рабочих наиболее популярны были меньшевики. Что даже в армии и на флоте — среди молодых мужчин, вырванных из социума — большевики не имели большинства. В 1917 году к политической власти в России — впервые в истории человечества (если не считать Гаити в 1804 г.) — в массовом порядке пришли изгои общества, то есть те, кто не мог нормально функционировать в своей социальной среде, и кто был из нее, как правило, вышвырнут за полной непригодностью и неспособностью. И тут уже не имело ровно никакого значения, из какого именно класса была извергнута та или иная личность. Есть своебразная ирония в том, что в анкетах того времени в графе «социальное происхожение» было положено писать именно в такой форме – «из крестьян», «из рабочих» и т. п. Именно так и происходило: личности, выпавшие «из крестьян», «из рабочих» или даже «из дворян» или «из интеллигенции», оказывались востребованы новой властью, которая не могла опереться ни на кого, кроме этих «выпавших», «отверженных». Поскольку главным орудием большевиков с первых же дней существования их диктатуры стал массовый террор, возникла столь же массовая потребность, как вы уже поняли, в палачах.
Это был тот случай, когда оказались востребованы именно те, от кого в стабильном, нормальном обществе шарахались как от преступников, психически неуравновешенных или просто патологически а-социальных типов. Особенно ярко это проявилось в деревне, где все друг друга знали, и где особенно отчетливо можно было наблюдать, как формировался «революционный актив» из местных пропойц, безнадежных лентяев и прочих маргиналов, не способных устроить собственную жизнь, но зато ни в грош не ставящих и чужую. Только абсолютно а-социальная личность могла перешагнуть через инстинктивный глубинный ужас перед ремеслом палача и даже начать гордиться этим своим занятием.
Разумеется, весь этот изначально разношерстный деклассированный сброд необходимо было как-то дисциплинировать, сплотить и слепить из него некую монолитную сущность. На самом базовом, самом глубинном уровне это осуществлялось в прямом смысле, буквально, кровью. Проливаемая кровь безоружных жертв служила мощнейшим связующим раствором, цементировавшим фундамент формировавшейся касты палачей. Это было такое извращенное «кровное братство», замешанное не на собственной, а на чужой крови, но от этого не менее прочное. Впрочем, со временем дальнейшее сплочение и укрепление этой новой касты будет происходить и за счет братоубийства (как фигурального, так и — частенько — буквального) своих же коллег по цеху, но это будет еще впереди.
Пока же, помимо внутреннего цементирования кровью, предпринимались активные меры и для того, чтобы совершить беспрецедентный переворот в сознании людей и, опрокинув миропорядок, возвести касту палачей, традиционно неприкасаемых и парий, в разряд социальной элиты. Для этой цели с самого начала существования ЧК, ставшей праматерью всех последующих советских спецслужб, начинает создаваться соответствующая мифология. Сочиняется легенда о «горячем сердце, холодной голове и чистых руках». О том, что лишь «лучшие из лучших достойны чести защищать Революцию». Разрабатывается — вопреки официально провозглашаемому марксизму! – идея о том, что общество может быть насильственным образом переделано, перекроено и — путем многочисленных кровавых жертв, разумеется, — загнано в лучшее будущее. Роль «загонщиков» в этом процессе отводилась, естественно, новой элите – тем, кто собственноручно «пускал кровь» жертвам. Впоследствии, уже в вегетарианских 60х-70х годах, на этой почве вырастет изысканно оформленная и весьма востребованная теория «прогрессорства»: о том, что некие особо талантливые люди, специально подготовленные и воспитанные, способны облагодетельствовать целые народы, изменив естественный ход их истории и буквально пинками направив их в лучшее (с точки зрения «прогрессоров») будущее.
«Новая элита», созданная столь насильственным и столь противоестественным способом, разумеется, нуждалась в чрезвычайно сильных средствах для того, чтобы оставаться сплоченной и действенной. Именно поэтому в течение первых двадцати лет ее существования процедура «повязывания кровью» повторялась снова и снова. Частично — за счет тех, кто подпал под власть этой «новой элиты» (надеюсь, нет нужды перечислять все, что делалось ЧК и НКВД в 20е — 40е годы, да это и невозможно), частично, как я уже говорила, за счет братоубийства — фигурального и буквального, т. е. постоянной «зачистки» самой «новой элиты» руками ее ближайших коллег, друзей, а иногда — и родственников.
Одновременно начался и еще один процесс сшивания «палаческой элиты» «кровной связью»: путем родства и свойства. Началось созидание касты в самом буквальном смысле этого слова: путем заключения внутрикастовых браков. Сложилось это естественным образом, поскольку подобные браки служили единственным способом обеспечить хотя бы относительную безопасность в условиях постоянных «чисток». Способ этот не давал стопроцентной гарантии, но все же это было безопаснее, чем родниться с кем-то из «социально чуждых». Этот традиционный способ формирования каст и классов способ сохранился и позже, несмотря на всяческие социальные катаклизмы последнего времени. С каждым последующим поколением внутрикастовые связи крепли, уверенность их членов в собственной избранности возрастала. Первое поколение, так сказать «отцы-основатели», повязанные самой первой кровью, кровью невинных жертв, довольно быстро приобрели ореол подвижников, борцов за идею и едва ли не мучеников. Сочинялись их вдохновляющие биографии: начиная с «железного Феликса» (совершенно не случайно, кстати, названного «рыцарем революции», т. к. необходимо было внедрить в сознание возвышенный образ новой касты!) до более мелких, но, тем не менее, чрезвычайно важных в каждом конкретном случае персонажей. Так возникли истории о «подвигах чекистов», так началось воспевание «шестнадцатилетних командиров полков». Огромные усилия и немалый творческий потенциал был задействован для того, чтобы за короткое в исторической перспективе время создать убедительный миф о происхождении новой правящей элиты. Происхождении, до тех пор абсолютно немыслимом в мировой культуре и традиции – из отбросов социума, из касты палачей. Чем более немыслимым и противоестественным было ее происхождение, тем активнее насаждались мифы и легенды по этому поводу, тем теснее сплачивалась вокруг этих мифов новая каста.
Процесс создания новой касты в основном был завершен на протяжении жизни двух поколений. Кровавая связь через совершаемые совместно убийства, положенная в ее основу, была впоследствии закреплена внутрикастовыми браками и кровным родством в буквальном смысле этого слова. К 50м годам советские спецслужбы уже окончательно сформировали свою собственную среду, существенно ограниченную для проникновения «извне». Исключения делались для талантливых молодых людей из малообеспеченных, неблагополучных, неполных семей, для тех, кто хорошо проявил себя во время службы в армии, в спорте. Такие молодые люди женились на девушках «из клана», часто порывали со своей родней, если она у них была (детдомовцы в этом случае были просто идеальны), и поступали с этих пор в распоряжение корпорации спецслужб и мозгами, и душой, и телом. Полностью. Жизнь этой касты была организована таким образом, что с жизнью страны, на территории которой она протекала, она соприкасалась весьма ограниченно. В распоряжении ее членов были спецраспределители, спецобслуживание, спецмагазины, спецдачи, спецдома отдыха..."
"Особенно ярко это проявилось в деревне, где все друг друга знали, и где особенно отчетливо можно было наблюдать, как формировался «революционный актив» из местных пропойц, безнадежных лентяев и прочих маргиналов, не способных устроить собственную жизнь, но зато ни в грош не ставящих и чужую" - это забавно перекликается с семейной легендой, доставшейся мне от прабабушки. Она вспоминала, что когда она была маленькой, у них в деревне действительно был образцовый деревенский пьяница, на которого все показывали пальцем и наказывали детям: "не лентяйничай, а то станешь таким же, как он!" Ну вот, пришла советская власть, и алкаш стал местным деревенским начальством. Мораль очевидна.
Ссылки в тему - "Отверженные" (меня там особенно зацепила фраза про "помощников палача"; сам палач, необходимый в традиционном обществе слуга Смерти, не так плох, как его помощники), буракумин, каготы.
К моему миру всё это имеет следующее отношение. Мы как-то говорили с
makarovslava о том, что определённые вещи, идущие в разрез с принципами человеческого общежития, боги проклинают людей - накладывают на них своего рода "чёрную метку". Эту "метку", в принципе, можно снять - в терминах нашей культуры, отмолить-искупить через деятельное покаяние. Но если этого не сделать, она просто перейдёт следующему поколению. И эта "метка" так или иначе будет себя проявлять - например, дед комиссарил, внук выточил важную гайку, и в критический момент именно эта гайка накрылась, приведя к человеческим жертвами. Любое полезное дело развалится в руках у человека, чей предок был "мясником людей". Потому что род проклятый. Понимаете? ("Вот это прямо как про судьбу реформ в России" - заметил в этом месте makarovslava.) Боги мыслят в категориях традиционного общества, а в традиционном обществе такие "метки" умели различать, умели их остерегаться и, в общем-то, умели их снимать. И вот от этого мы переходим ко второму вопросу. Юзер
zinik_alexander давным давно спрашивал меня про то, какой бог отвечает за спецслужбы, причём под спецслужбами как бы не ЧК имел в виду. И при чём здесь бог войны, ага. Ну вот представим, что нам иногда действительно могут потребоваться "помощники палача", в массовом порядке. Только это, как я уже сказал, скверна, которая ляжет не только на самих участников, но и на их потомков. Для большей части пантеона этого соображения будет достаточно, чтобы не пропагандировать подобные практики среди смертных. Но есть и такое божество, как Двуликий, бог войны, бог с определённой репутацией. И он должен рассматривать все возможности, в том числе, варианты с использованием карателей и плачей на завоёванных территориях. Его решение, в таком случае - задействовать в подобных операциях человеческую пену, которая всегда имеется. Извращенцев, алкашей, евреев, цыган, шлюх... Короче, всех тех, кто согласится за бутылку убивать себе подобных. Пусть выродки делают работу выродков, чтобы честным солдатам не пришлось пачкать своих мечей. Да, эти люди будут прокляты. Их потомки будут прокляты - и приличные люди будут их сторониться, дискриминировать их при приёме на работу, откажутся смешивать с ними свою кровь и так далее. Так нам и нужны люди, которые согласятся делать такие дела, из-за которых проклятие ляжет даже на их детей и внуков, - скажет бог войны, - Поэтому и выбирать надо тех, кого не жалко, в принципе. (Евреев богу войны не жалко, потому что они всё равно не из его сказки. Пусть из-за них у архангела Михаила голова болит.) В этом смысле, для богов нет принципиальной разницы между Тонькой-Пулемётчицей или Розалией Землячкой (или любимой
wyradhe Фрумой Хайкиной). Это всё те, кого не жалко. А теперь посмотрим с этой точки зрения на советское общество. Да, по мнению богов, это полный п...ц. Самопровозглашённое царство шудр, где палачи, каратели и заплечных дел мастера поставлены над всеми, как недостижимый образец нравственного совершенства! А все ранее существовавшие институты покаяния и искупления сознательно разрушены. Другое дело, что у богов не бывает проблем, проблемы бывают у смертных, на том и на этом свете. "Советские" хлебнули самолично приготовленный суп полной ложкой.
(По поводу изначальной статьи. Мои боги не признают никакой "пятой варны". Каста потомственных "опущенных" - это чисто человеческая выдумка; как я уже сказал, изначально "метку" можно было снять. С точки зрения моего мира, "мясники людей" - это шудры, худшая их часть, но всё равно шудры. Шариков - шудра.)