pavell'а, в комментах к которому он формулирует очевидную вещь, почему-то для многих неочевидную: за исключением документальных и автобиографических произведений, писатель полный хозяин своего текста. Если герой оказывается в безвыходной безальтернативной ситуации, эту ситуацию для него создал автор.Но я хотел сказать не об этом. "Советский культ смерти", как мне кажется, объяснялся простой писательской ленью. Не знаешь, как придать смысл фильму о войне? Пусть герой сгорит в танке! Не знаешь, что делать с сюжетом? Пусть герой совершит что-то героическое и умрёт! Жизнь не имеет смысла, если не завершить её героическим самопожертвованием. Понятно, что такого рода лень встречалась не только у советских писателей и сценаристов, и не при советской власти она началась - вообще, во основе тут лежит подростковое желание умереть и растянуться таким красивым и мёртвым, и чтобы все вокруг рыдали и рвали на себе волосы, что не сберегли - но по ряду причин именно в советской культуре это явление приняло характер настоящей эпидемии.
О том, как это выглядит в крупной форме, блестяще написал
with_astronotus: "Нет, поймите меня правильно! Мне жаль Кузьмича, я считаю его жизнь во многом достойной подражания, и в смерти его больше эпоса, чем трагедии! (...) Но… литература-то здесь при чём? Как может один и тот же вышеописанный сюжет быть подряд воспроизведён с незначительными отклонениями в историях о:
• старом операторе АЭС, со своей бригадой вычищавшем вручную заваренные топливные сборки при работающем реакторе;
• старом лоцмане, отдавшем всю жизнь проводке сейнеров и балкеров через проливы Новой Земли;
• старом рентгенологе, вставшем вместе с пациентом под луч допотопного рентгеноскопа в захолустной больничке, чтобы обеспечить контроль при сложной операции;
• старом лётчике, посадившем неуправляемый пассажирский самолёт на лёд Байкала;
• старом смотрителе понтонного моста на горной реке;
• и, наконец, старом военном моряке, работавшем на старом-старом буксире и выводившем подальше от города горящий ракетный корабль?"
Безусловно, это эффективный сюжетный ход, иначе бы его не использовали с такой настойчивостью. Ужасным он становится в силу своей безальтернативности - Кузьмичу остался один день до пенсии, и он обречён. Но по советским меркам, это ещё щадящий вариант - по крайней мере, Кузьмич своё уже отжил, пора освобождать место для молодых. Когда советскому автору становилось совсем лень, он начинал кидать в топку всех подряд.
Я люблю фантастику, и, в общем-то, уже касался этого явления применительно к советским фантастическим рассказам:
Когда советский автор не знал, чем закончить сюжет, он выбирал беспроигрышный вариант - смерть героя в результате самопожертвования. А что ещё делать с сильным и здоровым персонажем, кому он такой нужен?
Примеры:
Головачев, "Волейбол-3000" - простого советского парня берут играть в волейбол светлого коммунистического будущего, и из будущего он возвращается суперменом. Кому он такой нужен?
"Очнулся, как от толчка, хотя никого рядом не было. Взгляда вверх было достаточно, чтобы понять – случилось непредвиденное, грозящее отнять многие жизни тех, кто шел сейчас под стеной здания по своим неотложным делам: четырехсоткилограммовая плита перекрытия, как в замедленной киносъемке, соскользнула с края крыши, пробила ограждения лесов и зависла на мгновение, задержавшись за железную штангу, чтобы затем рухнуть вниз с высоты в тридцать метров.
«Сейчас грохнется!» – сказал кто-то чужой внутри Ивана, хотя мозг, натренированный на мгновенную реакцию в трехтысячном году, уже рассчитал варианты вмешательства, способность изменить реальность события. Требовалось немногое: по-волейбольному прыгнуть с балкона вперед и вверх и «заблокировать» плиту так, чтобы результирующий вектор ее последующего падения уперся в реку. Все. И сделать это мог только один человек в мире – Иван Погуляй, с его новыми «сверхчеловеческими», по оценке современников, возможностями.
«Не делай глупости, – шепнул ему внутренний голос. – Никто не знает, что ты это можешь, никто никогда не догадается, ты не виноват, что техника безопасности здесь не сработала. Ты для этого ушел из дома? Только жить начинаешь по-человечески...»
Мгновение истекло. Плита сорвалась с железной стойки лесов.
«Если бы еще была возможность уцелеть самому, – добавил внутренний голос, – а то ведь разобьешься в лепешку!..»
В следующее мгновение Иван прыгнул, как никогда не прыгал даже во время прошедших Игр, вытянул руки, безошибочно встретил плиту в нужной точке и направил ее по дуге в реку, тем самым «заблокировав» чью-то смерть..."
Если бы Питер Паркер жил в СССР, то от укуса радиоактивного паука до неизбежной героической гибели он бы прожил где-то неделю.
Дмитрук, "Скользящий по морю жизни" (я уже упоминал эту вещь). Начинается всё круто - террористы-шиваисты, "спейс фортресс "Аякс"", последнее детище американского милитаризма, манёвр "овермун". Декорации отличные. Сюжета - нет. Что делать? Ладно, 22 век, из космоса прилетает последний "Аякс", когда-то запущенный на сверх-вытянутую орбиту, и между ним и Землёй оказывается один-единственный патрульный катер...
"Гамма-бомба? Это ж надо, какое щупальце протянулось из прошлого... Там живут птицы - на занимающем уже полнеба лазоревом, зеленом, белопенном, клубящемся вихрями куполе. Там Ника, мама, отец и братец - явный графоман, добравшийся уже до середины второго акта.
- Координатор, что вы намерены делать?
- Применить лазер.
- Не успеете. Линейные размеры цели ничтожны. Поиск рассеянным лучом и наводка сфокусированного займут много времени.
- Другого выхода нет. Земля еще раз благодарит вас, Алеша, ваши заслуги бесценны, мы были бы совсем не подготовлены... Может быть, часть населения угрожаемого района успеет... успеет спуститься в подземные горизонты... Уходите же, чего вы ждете! Рассеянный луч уже ведет поиск.
- Поздно, координатор, поздно.
Там что-то закричали, Гурьев отключился.
"Прямо навстречу тебе плыву я, о все сокрушающий, но не все одолевающий кит: до последнего бьюсь я с тобой...". Зажмурившись и больно прикусив губу, чтобы не успеть передумать, Алексей прижал пальцы к биопанели.
Правым двигателем катер смял и разорвал, как фольгу, обугленную кожу "спейс фортресс". Нервы "Аякса" не выдержали. Мозг отдал последний приказ - о самоистреблении.
Радужный сполох был хорошо виден с орбитальных станций; роскошной падучей звездой явился он сумеречным странам у границы дня.
Давайте думать о человеке хорошо".
...Долго над лесом летали штаны - вот оно, мрачное эхо войны.
Булычёв, "О некрасивом биоформе". Люди исследуют иные планеты, трансформируясь в разных чудищ. Это, правда, ещё не сюжет... ну ладно, пусть один из биоформов вернётся на Землю, залезет в вулкан и сгорит. Потому что так надо!
"Драч стоял, вжавшись в щель между глыбами базальта. Ему предстояло теперь найти слабое место в этом завале, отыскать обломок, который слабее других загнан в трещину, и вырвать его так, чтобы не обвалить на себя всю пробку. И пока его щупальца вяло и медленно обшаривали глыбы, разыскивая слабину, в мозгу мелькнула мысль. Сначала она прошла где-то на периферии мозга, затем, вернувшись, зазвенела, как сигнал тревоги. Он понял, что все может пойти насмарку. Пока он не выйдет отсюда, они не станут взрывать снаряды. Они будут ждать, надеяться на чудо. Они даже не станут бомбить пробку с воздуха. Они попытаются спасти его, хотя это невозможно, и оттого могут погибнуть люди, и наверняка погибнет все, что находится на западном склоне и дальше, на равнине.
Драч действовал осторожно и осмотрительно, стараясь не потерять сознания. Это было главным — не потерять сознания. Он вернулся к отверстию, из которого только что выбрался с таким трудом, прыгнул вниз и очутился рядом с плоской плитой, на которой лежали заряды. Плита словно собралась пуститься в пляс. Драч подумал: как хорошо, что у него нет нервных окончаний на внешней оболочке — он бы умер от боли. Обожженные щупальца были неловки. Прошло минуты полторы, прежде чем Драчу удалось развинтить один из зарядов, чтобы превратить его во взрыватель. Драч отлично знал эту систему. Такие заряды были у него на тех планетах. Заряд включался лишь от сигнала, но если ты знаком с системой, то можно включить цепь самому.
Драч подумал, что когда он кончит работу, то прежде, чем замкнуть цепь, он позволит себе несколько секунд, чтобы вспомнить что-то, как полагается напоследок.
Но когда закончил, оказалось, что этих секунд у него нет.
Взрыв раздался неожиданно для всех, кроме усталого вулканолога, который лежал за камнями и думал так же, как Драч. Сопка содрогнулась и взревела. Вулканолог прижался к камням.
Два мобиля, которые кружились у кратера, отбросило, как сухие листья, — пилотам еле удалось взять машины под контроль. Оранжевая лава хлынула в старое жерло и апельсиновым соком начала наполнять кратер.
Вулканолог бросился бежать вниз по склону: он знал, что поток лавы через несколько минут пробьется в его сторону...
***
Кристина пришла на ту скамейку у речки; было совсем тепло. Она выкупалась в ожидании Драча. Потом почитала. А он не шел. Кристина ждала до сумерек. На обратном пути она остановилась у ворот института и увидела, что с посадочной площадки поднимается большой мобиль. Кристина сказала себе, что в этом мобиле Драч улетает на какое-то задание. Поэтому он и не смог прийти. Но когда он вернется, то обязательно придет к скамейке. И она решила приходить к скамейке каждый день, пока живет здесь.
В большом мобиле в Москву увозили Геворкяна. У сопки он как-то держался, а вернулся — и сдал. У него было слабое сердце, и спасти его могли только в Москве".
Но эти были ещё из лучших - остальные писатели, не в силах выдумать хороший сюжет или удачную концовку, просто обходились без сюжета.