"American and West German forces can field at most ten armoured divisions. The British maintain only a token force. We have played out a variety of attack strategies on the new Kutuzov computer and find that a lightning thrust by ten armoured divisions from the north, and by five more through Czechoslovakia, lead to total victory in five days."
Генерал Орлов: "Американцы и западно-германцы смогут выставить максимум десять танковых дивизий. Британцы держат там только символические силы. Мы протестировали разнообразные наступательные стратегии при помощи нашего нового компьютера "Кутузов" и выяснили, что молниеносный удар десятью танковыми дивизиями на севере и ещё пятью дивизиями через Чехословакию, приводит к полной победе в течении пяти дней".
Это сцена запала мне в душу. Я даже уже писал об этом, несколько лет назад:
"...Видимо, для меня всё началось со старого фильма о Джеймсе Бонде, где генералы Пушкин и Гоголь слушали доклад о плане наступления на европейские силы НАТО, разработанном "нашим стратегическим компьютером "Кутузов". С тех пор у меня в подкорке засела концепция "стратегического компьютера", видимо, связанная с концепцией стратега, как ресурса".
Как ни странно, оказалось, что это вполне себе аутентичная советская концепция.
Из советского сборника "Проблемы революции в военном деле" (1965):
"Новшеством, намного повышающим качество управления войсками, явилось широкое внедрение электронно-вычислительных машин. Они приняли на себя множество функций, которые до этого выполнял человек: подсчёт, систематизацию, обработку необходимых данных. Скажем, вырабатывая вариант решения, командир с помощью новейшей техники всегда может хотя бы приблизительно представить себе, каких масштабов поражения противника можно ожидать, каковы будут свои потери, расход материальных средств, нормы времени и т.д.
Огромное значение применения вычислительной техники в управлении войсками несомненно. Она намного сокращает трудоёмкую расчётную работу штаба, позволяет командиру более уверенно принимать решения на бой, операцию и т.д. Однако нельзя и переоценивать роль электронно-вычислительных машин, которые выполняют всё же лишь подсобные функции. Переложить на них сбор и суммирование информации, расчёты соотношения сил, оптимальных вариантов распределения сил и средств, построения боевого порядка и т.д., командир находит новые резервы времени для обобщения данных, изучения обстановки, подготовки решения".
"Новый этап в развитии вооружённых сил и задачи обучения и воспитания войск", Маршал Советского Союза С. С. Бирюзов.
"Счётно-решающие машины дают возможность командирам в короткий срок оценивать обстановку, принимать решения, доводить его до войск, приводить в действие оружие, а в последующем – контролировать выполнение своего решения".
"Научно-технический прогресс и его влияние на развитие военного дела", генерал-полковник С. М. Штеменко.
Я вижу её следы в разных местах. Вот, например, заметка о Ботвиннике:
"Последние 30 лет жизни [т.е., примерно с 1965 года] Михаил Моисеевич посвятил себя шахматному программированию. Увы, его проект моделирования процесса мышления шахматного мастера так и не был доведен до успешного завершения. Ставка на быстродействие компьютерного «железа» в сочетании с корректировкой оценочной функции оказалась более продуктивной. Развалилось и великое государство, которое Ботвинник олицетворял".
Ведь по сути, речь о попытки создать "искусственного стратега" - машину, которая будет думать и принимать решения за счёт правильно подобранных алгоритмов, а не просто быстро-быстро считать. А в СССР шестидесятых эта тема неизбежно имела бы военный подтекст. (См. процитированный сборник.)
Может быть, я ошибаюсь, и Ботвинник не имел никакого отношения к советским попыткам создать стратегический компьютер. Да, скорее всего, это ложный след. Но ведь что-то же там было. Вот отрывок из биографии советского генерала-диссидента Григоренко:
"Был одним из инициаторов создания в академии кафедры военной кибернетики:[Григоренко]: "Ещё в 1953-ем году я впервые услышал о работах Винера по исследованию операций в вооружённых силах. И хотя кибернетика была объявлена «буржуазной лженаукой», я направил часть сил НИО на изучение всего, связанного с этой «лженаукой». Было создано переводческое бюро, получившее указание прежде всего реферировать работы по кибернетике и исследованию операций. Лично я установил связь с академиками Акселем Ивановичем Бергом и Колмогоровым. Стал набираться конкретных знаний. Помогало нам и главное разведывательное управление генерального штаба. В общем, НИО взял это направление и вёл его, постепенно накопляя все больше данных, пока не подвёл дело к созданию в 1959-м году кафедры военной кибернетики"".
А вот из биографии моего любимого Владимира Лефевра: "В 1960-х годах, занимаясь исследованиями в области военной кибернетики, создал теорию рефлексивных игр". (А ещё он "активно участвовал в семинарах и других мероприятиях Московского методологического кружка", то есть был связан с Щедровицким.)
Сам Лефевр в интервью журналу "Вопросы философии" (1990) описывал это так:
"Щедровицкий, безусловно, ярчайшая личность, крупное явление в советской философии. Мне кажется, что по влиянию на умы в советской культуре его можно сравнить разве что с Бертраном Расселом в англоязычной культуре. Но, я бы сказал, у Щедровицкого чисто вербальное мышление, он совершенно немоделен. С ним всегда очень интересно общаться, но у него могучая воля, и он всегда пытается вас как-то свернуть... Я ощутил в конечном счете чувство освобождения, когда окончательно покинул семинар, что произошло где-то в 1963г.
Идею исследования рефлексии я заимствовал отнюдь не у него, скорее именно я был "курицей", которая снесла это "яичко" в семинаре. Формирование основных моих идей в исследовании рефлексии имеет достаточно независимую траекторию. Вкратце история эта такова. В 1962 г. я довольно случайно устроился на работу в "ящик". Это был очень интересный отрезок моей жизни, который проходил в нестандартной научной организации, где работали яркие, талантливые люди, атмосфера была творческой. Делали первый советский военный компьютер Бета-1. На экране его должна была появляться боевая обстановка...
Вокруг увлеченной моделированием молодежи было достаточно много людей, которые плохо относились ко всей этой автоматизации. В основном это были генералы и полковники-отставники, которых здесь называли "операторами", поскольку они были носителями опыта военного оперативного искусства. Вот они-то считали, что главного в машину вложить не удастся, поскольку процесс принятия решений — это сложно, это творчество; невозможно, чтобы машина когда бы то ни было сумела этим овладеть.
И я стал задумываться: как же сделать, чтобы машина могла обманывать противника, как сделать программы, чтобы они моделировали оперативное искусство? Возникла мысль, что надо построить модель человека, принимающего решения. Эта простая мысль была очень продуктивной. Если раньше я интересовался человеком несколько абстрактно, то здесь все как бы обрело свою целостность: задача состоит в том, чтобы построить модель человека вместе с осознанием им себя, своих мыслей".
По крайней мере, информация про "первый советский военный компьютер "Бета-1"" в сети есть:
"Первый в СССР подвижный вычислительный центр военного назначения
( 1963-1968 гг.)
В.П. Исаев
Доклад посвящён истории разработки и эксплуатации ВЦ для управления собственно войсками, их силами и средствами, а не оружием или военной техникой т. е. о ЭВМ военного назначения, используемой для автоматизации всех процессов управления войсками в их повседневной деятельности. Это штабная работа в обычных условиях или, условно говоря, «боевая» при проведении командно-штабных учений (КШУ) в войсках, военных округах, на маневрах и других мероприятиях.
Наличие такого ВЦ в войсках позволило бы оперативно решать на ЭВМ, конкретно возникающие информационно-расчётные задачи (ИРЗ). Конечно, для этого такие задачи должны быть заранее запрограммированы с использованием военно-математических моделей и методов. Цель решения таких ИРЗ – в поиске наиболее приемлемых вариантов действий, повышающих оперативность работы штабов и большую обоснованность принимаемых командованием решений («боевых» приказов).
Однако для этого необходимо взаимодействие командования с ЭВМ, если не в диалоговом режиме, то хотя бы в «шаговой доступности», образно говоря, имея ЭВМ «у себя под боком». А так как войска перемещаются, то и ЭВМ должна быть мобильной. Это, во-первых. А во-вторых, так как заранее априори определить круг задач, подлежащих решению в той или иной оперативно-тактической обстановке нереально, то следует вывод, что используемая ЭВМ не может быть специализированной, а должна быть универсальной по своим вычислительным возможностям.
И вот в 1960 г. Генеральный штаб ВС СССР (Генштаб) поручает ЦНИИ-27 МО – головному по автоматизации управления войсками – разработку Технического задания (ТЗ) на создание серии мобильных ЭВМ для армейского и фронтового (окружного) звена под кодовым названием «Бета». Задание, как я помню, было разработано в 1961 г. и ориентировано на Пензенский НИИУВМ, (главный конструктор (ГК) Б.И. Рамеев). Но по неизвестным мне причинам работа не началась, и дело зашло в тупик. Оговорюсь, как мне стало известно сейчас, спустя 50 лет, мобильные настоящие ЭВМ «Бета-2» (ГК А.М. Ларионов и В.И. Штейнберг, НИЦЭВТ) на базе ЭВМ «Ритм-20» появятся через 10 лет в 1972 г, а «Бета-3М» с ЭВМ А-40 («Аргон», ГК В.И. Штейнберг) в 1980 г., причём не только мобильная, но и работающая на ходу. Жаль, что только через 18 лет.
К сожалению, в 1962 г. нужной для армии подвижной ЭВМ не было ни в Минобороны, ни в стране. (...)"
То есть, в СССР 60-х существовал некий проект; он охватывал как чисто теоретические работы по тематике "военная кибернетика", так и попытку создать для них материальную базу в виде "передвижного вычислительного центра", способного решать "информационно-расчётные задачи" для поиска "наиболее приемлемых вариантов действий" и повышать "оперативность работы штабов и обоснованность принимаемых командованием решений". Именно об этом проекте упоминает сборник "Проблемы революции в военном деле". К этому проекту имел то или иное отношение Владимир Лефевр, когда он ещё работал в СССР.
Понимаете, я просто чувствую, что это было интереснейшее сплетение событий, историй, людей. Вот генерал Григоренко продвигает тему военной кибернетики, вот Лефевр обсуждает с Щедровицким проблему рефлексии, а сам думает о задаче создания компьютера, способного помочь командиру спланировать операцию; вот Ботвинник предлагает себя программистам в качестве действующей модели человека, принимающего обоснованные стратегические решения в ситуации острого противоборства с противником.
И я ничего об этом не знаю, и даже не знаю, было ли там что-то значимое на самом деле, или это был такой локальный попил грантов на советский манер.
P.S.