Моё слабое место - вступление. Поэтому постараюсь сделать его как можно короче.
Сон реалистичный.
Я во снё - реальный. Никаких особенностей, знаний, суперспособностей. Даже обидно.
Время действия - СССР, довоенный период, тридцатые годы. Видимо, речь шла о путешествиях во времени, но я этого не помню. Ладно. Главное, что "мы" - группа людей из нашего времени - оказываемся на каком-то тамошнем мероприятии. Вроде съезда.
Огромный, невероятно (но не сверхъестественно) огромный зал. В светлых тонах, светло-зеленные драпировки, светлые кресла, президиум, огромная трибуна цвета слоновой кости. Естественно, зал полон людей. Мы/я смотрим на это сверху, так как наши места находятся на балконе (как это называется в театре? ложа?) на противоположной от трибуны стороне зала. Т.е. зал для нас внизу, а трибуна далеко-далеко. Интересный момент: сверху центральная секция зала, ряды кресел, окруженных широкими проходами, выглядит огромным христианским крестом.
Дальше...
На нашем балконе, т.е. на самых непочётных местах, находятся всякие деятели искусства - писатели или драматурги. Один, которого я про себя я отожествлял с Булгаковым, рассказывал, как он звонил Сталину и жаловался на жизнь. Сталин попросил его подъехать к нему, "но", говорит "Булгаков", "сначала Сталин должен осознать и исправить свои ошибки".
На лицах окружающих рисуется очевидный "ахтунг", после такой-то заявы. Смутный "ахтунг" ощущаю даже я, человек из другого времени.
В этот момент на светлой трибуне появляется маленькое-маленькое белое пятнышко (напоминаю, зал огромный, трибуна от нас дальше всего). Это Сталин в белом кителе. У меня возникает соблазн достать бинокль, - он у меня есть - и навести его на трибуну. Ведь, в конце концов, это мой единственный шанс увидеть живого Сталина. Но я боюсь, что окружающие меня не поймут, или, ещё хуже, примут бинокль за какую-нибудь опасную оптику.
Дальше был небольшой промежуточный эпизод. Сталин обнаруживает, что "всесоюзный староста" Калинин сидит не в президиуме, а в зале, и спрашивает об этом самого Калинина. Калинин с места весело объясняет, что взял отпуск по состоянию здоровья, поэтому присутствует тут как зритель, а не как член правительства. Сталин поднимает ещё одного человека в зале и просит того поделиться мнением о состоянии здоровья товарища Калинина, и т.д. Одним словом, развлекаются.
Видимо, какой-то кусок я пропустил, потому что мероприятие заканчивается, а "мы" сидим уже на самых почётных местах - в четвёртом ряду. Первые три ряда отведены то ли для охраны, то ли для членов семей членов правительства. А Сталин поднимает странную тему "что вы хотите сегодня прочесть" и начинает ходить по рядам, задавая всем этот вопрос. Начинает он сзади, а к нам подходит в последнюю очередь.
Надо сказать, в последующих эпизодах я испытываю к Сталину двойственные чувства. С одной стороны, я, повторюсь, чувствую себя до ужаса реальным, уязвимым и смертным - в случае чего, до тарелки (машины времени, портала, чего угодно) добежать не успею. С другой - мне кажется, Сталин уделяет мне большее внимание, чем остальным, и это мне, в какой-то степени, льстит.
Сначала, Сталин вообще проходит мимо меня и разбирается с предпочтениями моего ближайшего соседа. И лишь затем подходит ко мне, садится на свободное место рядом со мной и спрашивает обязательное: "Григорий, что ты хочешь сегодня почитать?"
На языке у меня крутится неизбежный Норман, о котором я всегда думаю первым делом. Но я боюсь, что Сталин не поймёт моей любви к творчеству Джона Нормана и посчитает её политически ошибочной или вовсе вредной. О том, что Норман ещё ничего не написал, и ему сейчас, вероятно, лет пять, я, почему-то, не думаю.
"Для себя или для всех?" - задаю я глупый встречный вопрос.
"Конечно, для всех", - чуть ли не с укором отвечает Сталин. Я сразу понимаю, что в Советском Союзе нет понятия "для себя" - важен только коллектив.
"Я хочу почитать Эдгара По, товарищ Сталин", - говорю я. Про себя я думаю, что вполне смогу прочесть перед собравшимися что-то из По и не опозориться.
"Ага", - говорит Сталин и достаёт откуда-то толстую распечатку (да, стопку распечатанных на принтере листков!) с именами доступных авторов в алфавитном порядке. Начинает листать. Мелькают буквы "П", "Р"...
"Очень простая фамилия, товарищ Сталин, так и пишется, просто П и О", - я зачем-то начинаю давать советы. Самое время дать себе мысленный подзатыльник, а?
Сталин отвергает мою помощь и сам находит нужную страницу. Да, есть такой. Эдгар Аллан По, "Ворон" (перевод какой-то странный, правда).
"Ну вот видишь, всё нашёл", - говорит он, тыча пальцем в страницу.
Но напечатанное крупным шрифтом название "ВОРОН" ему чем-то не нравится: "Написали такое, стыда у них нет!"
Я быстро перебираю в уме русские ругательства, понимаю, что ничего похожего на "ворон" среди них нет. Решаю, что есть какое-то грузинское ругательство, звучащее, как "ворон", "орон", или что-то в этом роде.
Тут же начинаю объяснять, что "Вороном" стихотворение называется только по-русски, а по-английски оно называется "Crow", т.е. вовсе даже "Ворона". И снова сажусь в лужу. Проснувшись, я вспомнил, что "Crow" - это фильм "Ворон" (который с Брендоном Ли; а в продолжениях играли Винсент Перес и Эрик Мёбиус). В стихотворении же у По как раз самый Raven и есть. Слава богу, ни Сталин, ни кто-нибудь ещё во сне этого не знали.
В общем, Сталин запоминает мой выбор и переходит к следующему человеку из нашей компании. Вернее, к следующему через одного, так как, повторюсь, моего непосредственного соседа слева он уже опросил. Можно перевести дух.
Я задумался, но тут Сталин отрывается от обсуждения книги для чтения с другим человеком и громко говорит: "Передайте Григорию, чтобы он перестал таращиться на то, что ему не по зубам".
Постараюсь объяснить смысловую окраску. Во сне к фразам часто приделано ещё и толкование. Моя первая ассоциация - во сне - что я случайно посмотрел на любовницу Сталина или что-то в этом роде. Ну знаете, босс мафии говорит главному герою, частному детективу, чтобы тот не таращился на девушку босса, она не для него и т.д. Или там если он слишком пристрально смотрит на какую-то принадлежащую боссу ценную вещь. Пример с боссом мафии я придумал, уже проснувшись, во сне было чистое значение, без образов.
Я стал пытаться понять, на что же такое принадлежащее Сталину я смотрел, если вызвал такую реакцию. Но я смотрел "в никуда", я был погружен в свои мысли и смотрел на участок стены! Шёпотом спрашиваю у соседа.
Оказывается, Сталин имел ввиду, именно мой отсутствующий взгляд. "Прекрати таращиться на то, что тебе не по зубам", как в басне про лисицу, облизывающуюся на высоко висящий виноград (этот пример я тоже придумал задним числом). Прекрати витать в облаках, что-то в этом роде. "Смотреть надо лишь на то, что можно съесть, что находится в пределах досегаемости твоих зубов и т.д.". Якобы, такое в то время было значение у этого выражения. Такое было время.
Съезд, или что ещё это было, кончается, люди расходятся. Сталин, севший с нами, ждёт, когда "уйдёт семья его брата", чтобы тоже уйти. (Да, я видел его младшего брата. Он занимал какой-то пост в правительстве, как брат Фиделя Кастро на Кубе.) Самое интересное, что "мы" приглашены в аппартаменты Сталина.
Сталин вплоголоса напевает странную песенку, с рефреном "В Израэль пойдём, или тут найдём?" ("в Израэль пойти, или тут найти", "в Израэль пошла, или тут нашла").
Опять таки, цепочка ассоциаций. Во сне я понимаю, что это старая еврейская песня, чуть ли не дореволюционная. Естественно, про то, нужно ли уезжать на историческую родину, или нужно искать "Израэль" в той стране, в которой ты родился и живёшь. Для людей сталинского поколения, строчка из песни стала просто шуточной присказкой, вроде "мы длинной вереницей идём за синей птицей" (и опять таки, пример я подобрал, проснувшись). Т.е. фразу про "Израэль" говорят, когда куда-то идут или только собираются уходить - как в случае Сталина.
А это "В Израэль пойдём или тут найдём" у меня ещё какое-то время звучало в голове, как навязчивый мотив 8-)
P.S. Но в следующий раз я таки дерну его за усы и заору: "Снимай маску, Фантомас!"