После определённого фиаско с именем ("Здравствуйте, Кэт - слыхал, вас так зовут?" - "Слыхали, только слышали вы плохо. Меня зовут все люди Катариной"), неунывающий Петруччо пытается свернуть разговор на запланированную траекторию, дескать, услышав о твоей необыкновенной красоте и добром нраве, слава о которых идёт по всем городам Италии, я двинулся...
– Двинулись? Это неудивительно. Пусть тот, кто двинул вас сюда, выдвинет обратно. Надо сказать, я сразу поняла, что вы имущество движимое.
– Это как?
– Движимое имущество? Ну как мебель, например. Мебель - это, к примеру, стул.
– Я стул? Садись же на меня!
– Это правда. Природа создала ослов, чтобы они носили на себе людей и терпели их вес.
– Природа создала женщин, чтобы они вынашивали людей и терпели наш вес.
– Ох, ищи себе другую клячу!
– Кэт, я не буду тебе в тягость, обещаю! Я знаю, ты легка и молода. [В ростовской постановке тут было роскошное "ты так легка, будь сверху поначалу!" - Г.Н.]
– Так легка, что тебе, борову, за мной не угнаться. А всё ж я вешу, сколько надо.
– Всё ж, всё ж, жужжишь, жужелица.
– А ты канючишь, канюк.
– Бедная голубка, она достанется канюку!
– Чпок! Это мой голубь спикировал и порвал твоего канюка в клочья.
– Ну прям оса. Ты больно злая.
– Так, теперь я оса? Тогда берегись моего жала.
– Чего бояться - взять его да вырвать.
– Сначала найди его, дурак.
– А зачем его искать? Все знают, где жало - у пчёлки в попке.
– Нет, в языке.
– В чьём?
– В твоём, если ты начал заговариваться. Всё, прощай, я пошла.
– Мой язык в твоей попке? Постой, Кэт! Я дворянин!
/*Кэт отвешивает ему пощёчину, бормоча под нос: "А это мы посмотрим"*/
Петруччо, совсем другим тоном:
– Ударь меня ещё раз, и клянусь, я тебе врежу.
– Попробуй только, сразу лишишься... герба. Ударишь женщину - не дворянин, а если не дворянин, то зачем тебе герб?
– А, так ты у нас специалист по дворянству. Ну-ка, опиши мне мой герб?
– Петушиный гребень на шутовской шапке?
– Петушок без гребня, и он будет весь твой, если ты согласишься стать моей курочкой.
– Ай, меня твой петушок не интересует, какой-то он жалкий, забился в угол, дрожит, совсем не кукарекает!
Эх, Катарина. Ты уже начала обсуждать достоинства его петушка. Ты собиралась уйти несколько строк назад, но ты всё ещё здесь, и всё ещё с ним болтаешь.
Я хотел бы отметить, что на этой стадии у Шекспира Катарина должна чуть-чуть, но опережать Петруччо по очкам. Она принимает практически любую его подачу, в то время как он 1) делает вид, что не понял сказанное 2) резко меняет тему 3) сводит всё на шутки про секс, который у них неизбежно будет.
