Но если давать серьёзный ответ (хотя нет, картинки других миров - это серьёзно)... если давать скучный ответ, то "Роза мира" мне нравится следующим.
Даниил Андреев постулирует вертикальность культурного пространства. Каждая национальная культура порождает собственный рай и собственный ад, слоями-отражениями, уходящими вверх и вниз. Один и тот же Медный Всадник в разных мирах воспроизводится раза три, только выглядит по-разному и изображает разное.
"Как и остальные затомисы, Небесная Россия, или Святая Россия, связана с географией трёхмерного слоя, приблизительно совпадая с очертаниями нашей страны. Некоторым нашим городам соответствуют её великие средоточия; между ними — области просветлённо прекрасной природы. Крупнейшее из средоточий — Небесный Кремль, надстоящий над Москвою. Нездешним золотом и нездешней белизной блещут его святилища. А над мета-Петербургом, высоко в облаках того мира, высится грандиозное белое изваяние мчащегося всадника: это — не чьё-либо личное изображение, а эмблема, выражающая направленность метаисторического пути".
"Перед грандиозным конусообразным капищем в Друккарге, главном городе российского античеловечества, представляющем собою гору, выдолбленную изнутри, высится монструозное изваяние: праигва верхом на раругге. Если переходить на наши меры длины (а это во многих случаях вполне законно), то можно сказать, что глаза игвы на этом изваянии изображены киноварно-красными камнями величиной с наш двухэтажный дом, а тёмно-багровые глаза раругга ещё во много раз больше... и если отдалённым подобием этой статуи нужно считать в Энрофе Медного Всадника, то с капищем трансфизически связано совсем иное, знакомое нам здание: мавзолей".
"Описание Дуггура можно закончить небольшим штрихом. В Дуггуро-Петербурге, так же, как в Друккарге, так же, как в Небесной России, есть двойник — лучше сказать, тройник — огромной статуи Всадника. Но здесь этот Всадник мчится не на раругге, как в столице российского античеловечества, и, конечно, не на заоблачном белом коне, как в небесном Петербурге. Здесь — это изваяние первооснователя этого преисподнего города с бурно пылающим и дымящимся факелом в простёртой руке. Отличие этой фигуры ещё и в том, что она мчится не на коне, а на исполинском змее. Может быть, теперь поймёт читающий эту книгу, о чём и о ком говорил Александр Блок в стихах, исполненных настоящего прозрения:Сойдут глухие вечера,
Змей расклубится над домами.
В руке протянутой Петра
Запляшет факельное пламя.
Зажгутся нити фонарей,
Блеснут витрины и тротуары
В мерцаньи тусклых площадей
Потянутся рядами пары.
Плащами всех укроет мгла,
Потонет взгляд в манящем взгляде.
Пускай невинность из угла
Протяжно молит о пощаде!
Там, на скале, весёлый царь
Взмахнул зловонное кадило,
И ризой городская гарь
Фонарь манящий облачила!
Бегите все на зов! на лов!
На перекрестки улиц лунных!
Весь город полон голосов,
Мужских — крикливых, женских — струнных.
Он будет город свой беречь,
И, заалев перед денницей,
В руке простёртой вспыхнет меч
Над затихающей столицей.
Что в руке первооснователя Дуггура рано или поздно, вместо факела, вспыхивает меч кары, меч кармы — это понятно. И каждая душа человеческая, побывавшая в этом тёмнолунном городе, не может не помнить этого, хотя бы и совсем смутно. Не вполне понятно другое: в какой мере самому Блоку были ясны взаимосвязи между Дуггуром и нашим миром".
(Естественно, лестница слоёв продолжается в обе стороны, вниз и вверх, с обеих концов выходя за границы национального опыта.)
Силы верхних слоёв и силы нижних слоёв ведут между собой борьбу за судьбы нашего народа, пространством которой является история и культура. Даниил Андреев, со своей любовью к "мета"-вещам - метаистории, метакультуре (метагеографии, в конце концов), связал в единое целое историю, историю культуры и сюжеты произведений в рамках культуры. Опираясь на традиционную для России литературоцентричность, он превратил творцов в фигуры на доске и в игроков. Творческие люди действуют в соответствии с миссией, порученной им сверху или снизу. Они передвигаются по игровой доске, и их ходы - это их произведения. Они часть русской истории, как текста, её персонажи; и в то же время, они создают свои произведения, порождая своих персонажей, которые обладают независимым существованием и "посмертием": по большей части, это даймоны. (При этом, автор несёт кармическую ответственность за своих героев и их судьбу.) Каждый настоящий творец созерцает мир даймонов, размышляет о прошлом своей культуры в её метаисторическом аспекте и прозревает её будущее. И он сам, среди прочих, участвует в формировании этого будущего, пытаясь работать на победу "своей" стороны. Это сильный образ.
***
Это ключ, который позволяет истолковывать различные тексты и образы в рамках единого сюжета. Ну например, из недавнего - "золотой истукан" Навуходоносора и Змеиный город Вавилон русских сказаний. С точки зрения метода Даниила Андреева, речь тут идёт об одних и тех же метаисторических событиях. В первую очередь, вот об этом:
"[Уицраоры] - это могущественные существа, играющие в истории и метаистории роль столь же огромную, как и их телесные размеры. Если бы голову этого создания вообразить на месте Москвы, щупальцы его дотянулись бы до моря. Они передвигаются с захватывающей дух быстротой, обладают даром речи и немалой хитростью. Происхождение их сложно и двойственно. Каждый род уицраоров появился на свет как плод сочетания каросс, то есть локальных, национальных проявлений Лилит, «Всенародной Афродиты» человечества, с демиургами сверхнародов. В большинстве метакультур эти существа были порождены по воле демиургов как защитники сверхнарода от внешних врагов. Впервые они появились в метакультуре Вавилонии: её демиург попытался это своё порождение противопоставить воинствующим эгрегорам Египта и Мидии, грозившим самому существованию вавилонского сверхнарода. Но кароссы несут в себе проклятое семя Гагтунгра, в глубокой древности заброшенное им в эфирную плоть Лилит, отдельными национально-культурными выражениями которой они являются. И семя Гагтунгра предопределило то, что первый же уицраор, сначала выполняя волю демиурга, вскоре затем переродился в трансфизического носителя великодержавной государственности Вавилона. Его агрессивность толкнула демиургов других сверхнародов на крайние меры защиты своих стран в Энрофе против завоевателя. Меры эти состояли в порождении ими подобных же существ, способных оказать сопротивление Вавилонскому уицраору. Таким образом, эти чудовища появились в Иранской и Еврейской метакультурах, а затем и во всех остальных.
Размножение этих крайне агрессивных и глубоко несчастных существ происходит путём, напоминающим почкование. Пола они лишены. Каждое детище становится тотчас смертельным врагом своего родителя и потенциальным его убийцей. Так возникли в метакультурах как бы династии уицраоров, преемственно наследующих друг другу после того, как умерщвлён родитель и пожрано его сердце. В большинстве метакультур существует одновременно лишь один уицраор либо один уицраор-родитель и одно или несколько его детищ, ведущих с отцом отчаянную борьбу. Борьба и уничтожение уицраорами друг друга — одно из самых чудовищных зрелищ метаистории".
Огромная золотая фигура, которой надо поклоняться под страхом огненной смерти - это первый уицраор, демон государственности. Гигантский змей, обернувшийся вокруг города вместо крепостной стены - это тот же уицраор, защитник и губитель. Метаисторический смысл русского предания - утверждение некой особой генетической связи между уицраорами Вавилона и России, что, казалось бы, исключено, учитывая способ их размножения. Но что есть, то есть.