Григорий (gest) wrote,
Григорий
gest

Четыре школы, четыре пути: магия жизни, ч.2

(...)

К сожалению, в один пост не поместилось.

Итак, маги жизни - это традиционные маги, которые всегда работали с заклятиями, долговременными эффектами, иллюзиями и прочими формами воздействия на человеческое восприятие. Заметную часть того, что они делали, можно описать ёмким словом "глэмор". Они накладывали глэмор на себя, свои вещи, свои жилища, свои владения.

Самой интересной и зафиксированной в источниках частью глэмора была способность магов жизни менять свой внешний облик, надевать на себя чужую личину. Маги выживания изменялись сами, а маги жизни всегда оставались собой, но меняли маски.

Когда мы читаем старые пьесы, способность героев оставаться неузнаными за счёт простой смены платья кажется нам архаичной сценической условностью; в лучшем случае, комментарием на тему традиционного общества, где женщина в штанах не воспринималась женщиной, а человек в костюме чужого сословия казался другим человеком. 

Но в рамках данной концепции, те пьесы фиксировали историческую правду, очевидную для понимающих зрителей - люди благородного сословия действительно могли изменять свой облик. Граф Кентский в "Короле Лире" нанимается к старому королю в облике простолюдина Кая, и никто его не узнаёт. Благородный рыцарь Эдгар, сын Глостера, превращается в юродивого Тома, и собственный отец не может узнать его ни по виду (ещё до того, как Глостера ослепили), ни по голосу. В "Венецианском купце" муж не способен распознать свою жену, Порцию, пока она изображает молодого адвоката. В "Двенадцатой ночи" Виола, притворяясь мужчиной, притворяется своим братом Себастьяном, которого она считает погибшим (это наиболее знакомый ей мужской образ) - и сам Себастьян, когда встречает "себя", не может понять, что происходит, и кто такой его двойник.

Шекспир знал, о чём писал. По понятным причинам, глэмором особенно часто злоупотребляли аристократки, маги жизни женского пола. Им не особо мешали существующие тогда социальные предрассудки: всё, что они не могли делать, будучи женщинами, они делали, как мужчины, под личиной. То, что Виола - маг жизни, демонстрируется в одном из моих любимых эпизодов "Двенадцатой ночи". Виола, надев мужскую личину и назвавшись Цезарио, служит герцогу Орсино, в которого она безнадёжно влюблена. Орсино посылает её к Оливии, которая гордо отвергает ухаживания герцога. Виола, обидевшись за герцога, говорит, что на его месте не приняла бы отказа. Оливия из любопытства интересуется, как бы тогда поступил сам "Цезарио":

                                  Виола

                    Когда б я вас любил, как он, сгорая
                    В такой мучительной, смертельной жизни,
                    В отказе вашем я б не видел смысла,
                    Не понял бы его.

                                  Оливия

                                    И что тогда?

                                  Виола

                    У вашей двери сплел бы я шалаш,
                    К моей душе взывал бы, к той, что в доме;
                    Писал бы песни о любви несчастной
                    И громко пел бы их в безмолвье ночи;
                    Кричал бы ваше имя гулким холмам,
                    Чтоб вторила воздушная болтунья:
                    "Оливия!" Меж небом и землей
                    Вы не могли б найти себе покоя,
                    Пока бы не смягчились.


Виола, думая в этот момент о своей любви к герцогу, забывается и произносит Слова Силы. Эхо будет разноситься по холмам, между небом и землёй Оливия не сможет найти покоя, но будет сохнуть от безответной любви. Потому что разозлившаяся Виола (какая-то смазливая дура смеет пренебрежительно отзываться об Орсино, лучшем человеке на свете!) умудрилась ещё припечатать:

                    Пусть в каменное влюбитесь вы сердце,
                    Пусть точно так же презрят вашу страсть!
                    Прощайте же, прекрасная жестокость.

На Оливию ненароком наложили приворот, и она от неожиданности пропустила удар. В результате Оливия безнадёжно влюблена в образ Себастьяна, который проецирует на себя Виола, известная всем, как Цезарио.

И именно поэтому аристократы должны были особенно тщательно следить за тем, что они говорят и как они говорят, постоянно контролировать свои эмоции. Их слова имели вес, в самом прямом и непосредственном смысле.

Отношения к предшественникам? "Мохнатых" маги жизни традиционно презирают, хотя сами, во многом, являются потомками их потомков и учеников. В очередной раз можно вспомнить эпический шизомиф о богах-узурпаторах, которые свергли прежних, звероподобных богов:

"Тут самое время коснуться темы термина «бог». Как уже понятно, в контексте циклического мифа, это существо, которое проявляет определенные качества (и мыслит категориями качества) под воздействием внешнего – как думается, особых проявлений земного поля\энергий и тд. Его внешность вполне могла быть и скорее всего была не отличима от человека земного, хотя вполне допустимо, что иная семья богов\группа богов, как раз имела совсем иную внешность. Думается это было не такое уж аномальное проявление – типа рог[ов] и копыт, но отчасти некоторые черты могли быть таковыми – отсюда мифы о «великанах», «гномах», «уродливых существах» и тп. При этом, говорить о благости богов не стоит. В терминах человеческой морали, пылать праведным гневом к «узурпаторам» и любовью к «земным богам», не стоит. Есть подозрения, что «земные боги», будучи расово отличны, не брезговали в отношении человека-земного гастрономическим интересом. Поршнев как то намекал, что вся суть современного человека (кроманьонца), есть суть рожденная из загона для скота (где он сидел как корм для неандертальца). (...) Скорее, Боги-узурпаторы, куда ближе по природе к современному человеку, чем «земные боги». Они же, земные боги, выступают в современном коллективном бессознательном – как «древние боги». При этом никто толком не может понять, ни в чем их древность, ни в чем их кровожадность, ни в чем их суть. Просто это исходит из генетической памяти, но обретает собственные черты ввиду отсутствия знания.  Суммируя – картина божественного мира, это фракции богов-узурпаторов и богов-людоедов, с весьма условным миром «людей»"" (*).


Слабостью магов второй школы является их безусловный "вкус к жизни". Они не станут выживать на помойке, как те же маги выживания. При наличии минимальных, но достаточных ресурсов, они способны обеспечить себе более-менее комфортное существование - и наслаждаться им. Эта судьба постигла многие древние и в прошлом великие семьи. Им теперь ничего не нужно, у них всё есть. По крайней мере, на бокал вина и на дрова в камине хватает, а что ещё нужно? Понятно, что у многих остались и дворцы, и слуги, ройс-роллсы, но не в этом дело. У них почти не осталось амбиций. И поэтому маги жизни уже не совсем те, кем они были на протяжении тысяч лет. Впрочем, то, что мы называем Старым Светом, всё ещё в значительной степени принадлежит старым хозяевам.

P.S. Хорошей иллюстрацией к магам жизни является комикс "The Сhill" Джейсона Старра, от издательствa Vertigo (компания DC). Там и про глэмор, и про Ирландию, и про старые семьи с их секретами. Понятно, что вам это мало что скажет, но с другой стороны, чтобы рассказать об этом комиксе, мне нужно было сначала рассказать вам о магах жизни.

P.P.S. Как же я мог забыть! Jem! Джеррика тщательно поддерживает иллюзию, что она и Джем - это два разных человека. По совести, разница между ними - как между накрашенной девушкой и сильно накрашенной девушкой в парике, но этого, видимо, достаточно. Джеррика - маг жизни.
Tags: аристократ, четыре школы
Subscribe

Recent Posts from This Journal

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

  • 5 comments