Ну Клингер, что Клингер? Немец, современник и приятель Гёте, один из штурмеров, кстати, написавший ту самую "Бурю и натиск", по которой назвали всё движение - если я ничего не путаю.
Но я посмотрел - и оп-па! Оказывается, наш немецкий певец свободы в 1780 году навсегда уехал в Россию, поступив на военную службу в чине лейтенанта. В отставку вышел в 1821, генерал-лейтенантом, умер в 1830. А свои книги, в том числе вышеупомянутого "Фауста", публиковал в Германии, под псевдонимом, оставаясь верным слугой русского престола.
Так что наш он, наш. Есть в этом что-то глубоко правильное.
Сама же книга - не "Фауст" Гёте. По исполнению она местами несовершенна, по замыслу - хороша. Напоминает современный фантастический роман, только... очень-очень хороший. Хоть завтра экранизируй. Ну да, одна из моих любимых тем - у кого бы поучиться нашим современным фантастам-коекакерам.
Я писал:
Но к человеческому искусству гораздо ближе "нижний", человеческий триптих, героем которого, помимо человека, является сатана, дьявол.
Восстание Сатаны и грехопадение человека - человек и дьявол, в "наше время" и в истории - Антихрист и конец света.
...
При этом самая популярная и выигрышная тема нижнего триптиха - вторая. Фильмы "Сердце ангела" и "Адвокат дьявола", бесчисленные книги, средневековые предания о докторе Фаусте и всё то, что выросло из этого корня. "Марло и Гёте, Томас Манн и масса певцов", как сказал Бродский. "Мастер и Маргарита", в конце концов. Хочешь сделать текст интересным - спрячь меж строчек Чёрта.
(надо будет как-нибудь дописать про Вондела, да)
Итак, Иоганн Фауст, изобретатель книгопечатания и чернокнижник, сумевший вызвать дьявола. Нужда, отчаяние, неспособность прокормить семью, кажущаяся ненужность его изобретения - всё это заставляет его преступить черту. Он жаждет разобраться, почему мир устроен так несправедливо, сорвать завесу с Бога, понять его замысел.
К столь выдающемуся человеку (в аду первыми оценили выгоды книгопечатания), Сатана решает отправить - нет, не Мефистофеля, как в легенде, а самого демона Левиафана, одного из своих приближённых. Правда, Левиафан сразу разочаровывает Фауста - никаких метафизических откровений, только обычный ассортимент - золото, женщины и цинизм. И вот, оставив семье приличное состояние, Фауст со своим адским спутником отправляется путешествовать по дорогам Европы второй половины 15 века, пытаясь понять мир, Бога и человека.
Приключения их достаточно хаотичны. Иногда дьявол демонстрирует Фаусту скотскую природу людей, иногда Фауст требует, чтобы Левиафан покарал очередного виновника какой-либо несправедливости. Дьявол же не отказывает себе в удовольствии поиграть в "лес рубят - щепки летят". Постепенно Фауст, видя повсюду только жестокость, деспотизм и жажду наживы, сам всё более и более ожесточается. К тому же, при помощи Левиафана получив возможность переспать с любой понравившейся женщиной, он очень быстро перестаёт себя в чём-либо ограничивать.
Но я хотел сказать о другом. Во-первых, один характерный момент:
"Дьявол отвёл Фауста в сторону, они взлетели на башню и прошли в тюрьму, где томился борец за свободу. Гордые, смелые и мрачные черты лица человека, который предстал перед ними, могли оттолкнуть кого угодно, но на Фауста лицо доктора Робертуса произвело совсем другое впечатление: он был поражён спокойствием и хладнокровием узника в этот решительный час, и перед его воображением, воспламенённым всем, что он слышал и видел, представал образ великого человека.
...
Доктор холодно взглянул на него, склонил голову на руку и ответил:
- Да, это правда, я действительно жертва насилия и деспотизма, и мне особенно больно то, что я погибну от руки коварного друга, который губит меня не столько в угоду своим деспотичным принципам, сколько просто из страха и зависти. Я вас не знаю и не знаю, можете ли вы меня спасти, но мне важно, чтобы люди, подобные вам, узнали о докторе Робертусе, кровь которого прольётся завтра во имя свободы. С ранней юности в моей груди жил дух благородной независимости, которому человек обязан всем, что есть в нём великого. В моей душе рано проснулось возмущение против насилия и угнетения, примеры которых я видел своими глазами и о которых читал в истории. Я приходил в ярость и часто проливал гневные слёзы, чувствуя себя не в силах отомстить за все страдания человечества. Из истории благородных греков и римлян я понял, себе на муку, как высоко может подняться человек, если тираны не препятствуют развитию тех великих сил, которые даны человеку природой. Только не считайте меня одним из тех безумцев, которые называют "свободой" право всякого человека делать всё, что ему вздумается. Я знаю, что силы людей различны и что именно они должны определять положение каждого человека в обществе и государстве. Но когда я стал искать законы, которые обеспечивали бы каждому индивидууму его общественное положение, его имущественное состояние и личную независимость, я нашёл лишь дикий хаос, - деспотизм умышленно создал его, чтобы неограниченно властвовать над жизнью и судьбой поданных. Сделав это открытие, я понял, что человечество - это бессловесное стадо, против которого сговорилась банда разбойников, условившаяся грабить и душить это стадо на основании законов, охраняющих лишь её собственную выгоду, банда, которая не признаёт при этом власти никаких законов над собой.
(...)
- Исступлённое негодование, которое овладело мною после этого открытия, делает честь моему сердцу, и меня не тревожит, что враги обвиняют меня в недостатке ума. А что такое ум, по мнению людей, как не слепое подчинение, подлость, лесть, готовность любыми средствами достигнуть высокого положения, лишь бы только добраться до него, чтобы потом, вкупе с другими, грабить и притеснять? Это и называется у людей "быть умным". Но человек, подобный мне, идёт к счастью иными, более чистыми путями. Моя беда заключалась в том, что ещё на школьной скамье я был связан тесными узами дружбы с нынешним министром. Он обладает характером, необходимым для того, чтобы занять высокое положение в обществе. Ещё в юности он стремился привлечь к себе внимание такими взглядами, которые совершенно противоположны моим: он так же настойчиво защищал деспотическую форму правления, как я осуждал её. Мы спорили на эту волнующую тему с глазу на глаз и публично".
(Короче, было два друга. Один стал служить самодержавию, второй стал революционером. В итоге, первому пришлось подписать смертынй приговор второму - Г.Н.)
"...Вот моя история, и больше вы от меня ничего не услышите. Я умру, ни о чём не жалея. Мне только больно, что я не мог разорвать цепи, в которые заковано человечество. Я согласен принять от вас помощь, если это в вашей власти. Но знайте, что от врага я охотнее приму смерть, чем милость. Если вы мои враги, то лучше оставьте меня и возвращайтесь в рабство, а я уйду в мир вечной свободы".
Румата Эсторский от такого монолога сразу бы расплакался и выдал Робертусу синтезатор, вертолёт и бластер с бесконечным боезапасом. Я не зря провожу параллель с "Трудно быть богом". Фауст поступил точно также - магией спас "революционера" от казни и снабдил его золотом.
На самом деле, этот отрывок чудовищен. В нём не только неявная отсылка к "Трудно быть богом"; в нём наши народовольцы и радетели за судьбы России образца второй половины 19 века. Все эти гневные слёзы и обвинения в недостатке ума. Да и теория Робертуса - прообраз марксизма. А ведь книга была написана в 1791, по следам французской революции... переведена на русский в 1913... издана в советское время в 1961... молодые Стругацкие вполне могли прочесть её. А там ситуация трактуется в ключе, который у нас вошёл в моду лишь в девяностые, даже во вторую половину, наверное (1, 2). Но об этом - дальше.
И второе... главное очарование, если так можно выразится, подобных сюжетов - когда открывается суть игры и когда дьявол, наконец, срывает с себя маску, показывая клыки.
Ближе к концу, Фауст и Левиафан приезжают в Рим, где папскую тиару носит Александр Борджиа. Возможно, это один из худших моментов в истории католицизма, и Клингер выжимает из него максимум. Фауст спит с Лукрецией Борджиа. Фауст на пирушке покупает у Папы Александра отпущение грехов за чернокнижничество и союз с дьяволом. Александр домогается Левиафана, а когда тот является ему в своём истинном облике (одном из), Папа Римский падает перед демоном на колени и лобзает его ноги, надеясь получить то, от чего отказался Иисус. И вот в этот самый момент, на глазах у Лукреции, Фауста и Чезаре, демон Левиафан сворачивает Александру Борджиа голову.
У Фауста происходит нервный срыв. Он решает забыть обо всём, вернуться на родину и жить обычной жизнью простого человека. Но его земной путь заканчивается посреди полей, у виселицы с повешенным, молодым и красивым юношей.
"Фауст, это твой старший сын", - говорит Левиафан, и под тяжестью этих слов Фауст падает на землю. Всё, маски сорваны.
Левиафан достаёт магический жезл и проводит вокруг Фауста круг, через который тот не может переступить - в точности, как делал сам Фауст, вызывая демонов. А убедившись, что Фауст никуда не денется, Левиафан начинает говорить. О, какая это речь!
Оказывается, семья Фауста уничтожена молодым человеком, которого дьявол по приказу Фауста когда-то спас из бурной реки. В дальнейшем он втёрся в доверие к жене Фауста, соблазнил её и украл все её деньги. Отец Фауста умер от голода, старшая дочь стала проституткой, младший сын - наложником у епископа-содомита, а его жена с младшими девочками - нищенками. Старшего же сына повесили за кражу хлеба.
Признаюсь, даже мне это показалось натяжкой. И Фауст в возмущении кричит о том, что чего же стоит мир, где ТАК награждают за спасение человеческой жизни? О, возражает Левиафан, ты ли его спас? Ты лишь приказал мне это сделать. Нырни ты за ним сам, он бы запомнил, кто ты такой, и никогда бы не покусился на твою семью.
Но главное - другое. Дьявол разворачивает перед Фаустом полотно его поступков, и оказывается, что ничего на его пути не было случайным, но всё работало на увеличение человеческого страдания. Вот, к примеру, история вышеупомянутого борца за народное счастье:
"Доктор Робертус, известный тебе поборник свободы, человек, близкий тебе по духу, с самой юности был уже врагом министра, которого он ненавидел за его незаурядные способности. Источником независимости суждений доктора Робертуса были зависть и ревность; если бы министр придерживался иных взглядов и ратовал бы за свободу, то Робертус охотно стал бы сторонником самого непримиримого деспотизма, ибо его жестокое и дикое сердце только для того и было создано. На самом деле честным человеком был министр, Робертус был чудовищем, готовым испепелить весь мир, лишь бы только насытить своё безмерное честолюбие, что ему отчасти и удалось. Выполняя твоё повеление, я вынужден был спасти его и снабдить большой суммой денег. Так узнай же, на что он потратил эти деньги, и радуйся последствиям своего поступка. Он использовал предоставленную ему свободу и тот безумный восторг, который вызвало в умах народа его исчезновение, и поднял с помощью твоего золота ужасное восстание. Он вооружил крестьян, которые стали убивать дворян и принялись опустошать всю страну. Благородный министр пал жертвой его мести. Робертус, твой поборник свободы, затеял эту злосчастную крестьянскую войну, которая постепенно распространится по всей Германии и опустошит её. Всюду кровопролития, убийства, грабежи и святотатства, а твой благородный герой стоит во главе безумной толпы, грозящей превратить Германию в кладбище. Вырвав этого безумца из рук правосудия, ты поистине преуспел в уничтожении ненавистных нам людей; сам сатана не придумал бы лучшего средства. Пожинай плоды посеянного тобой горя!"
Дьявол продолжает и проговаривается:
"Если бы у меня была тысяча человеческих языков, если бы я продержал тебя в этом магическом круге много лет, то и тогда у меня не хватило бы времени рассказать тебе о всех последствиях твоих дел и дерзаний. Нить несчастий, сплетённая твоей рукой, протянется сквозь столетия, и будущие поколения когда-нибудь проклянут самое своё существование за то, что ты в часы безумия удовлетворял свои прихоти и брал на себя роль судьи и мстителя...
Узнай же итог своей жизни, пожни то, что посеял! Вспомни при этом, что я не исполнил ни одного из твоих преступных поручений, не предупредив тебя о последствиях. Вынужденный тобою, я как будто нарушил законы судеб, а на самом деле я, дьявол, стою здесь перед тобою, ни в чём не повинный, ибо всё это были деяния, которых требовало твоё собственное сердце.
...
Что бы ты не делал, ты повсюду сеял семя несчастья, и оно будет расти и плодиться во веки веков.
...
Безумец, разве ты не был создан свободным? (...) Это мы, дьяволы, рабы зла и железной необходимости, лишённые права выбирать, лишённые воли, осуждённые самой вечностью, мы можем желать только зла. Мы - орудия вашего наказания и вашей мести. А вы, цари вселенной, вы свободны, вы сами хозяева своей судьбы, и вы сами её решаете, будущее принадлежит вам, потому что вы создаёте его своими деяниями. За эти преимущества мы вас ненавидим и ликуем, когда безумие или порок лишают вас силы. (...) Злоупотребление своими моральными и физическими силами составляет длинную цепь, которая на веки веков должна сковать человеческий род. Ничто вам не доставляет большей радости, чем уничтожение того, что другие создали для вашего счастья и спасения. Так религия, наука и управление государством превращаются в ваших руках и в вашем представлении в безумие, извращение и тиранию. И ты тоже способствовал этому всеми силами".
Возможно, я выдаю желаемое за действительное, но мне кажется, что речь идёт об одной чудовищной провокации сил преисподней, которые использовали Фауста как инструмент, пока он думал, что использует их. Именно это я имел в виду, когда говорил, что Клингер напомнил мне современную фантастику; концепция вполне современная. Дьявол не может влиять на человеческую историю; но человек может изменить будущее, потому что обладает свободой воли. Левиафан, при поддержке других, использовал опрометчивые приказы Фауста для того, чтобы пустить историю Европы - а, следовательно, и мира - по другому, худшему пути. По сравнению с неким гипотетическим нулевым вариантом, естественно. Клингер, пишущий в 1791 году о семенах несчастья, которые будут прорастать веками, неизбежно имел в виду свой мир, свою Европу и свою Германию.
Если я не ошибаюсь, Шпенглер назвал Фауста базовым образом европейской цивилизации, а её культуру, соответственно, фаустовской. Клингер пошёл дальше: его Фауст и создал известную нам Европу, он тот, кто определил её облик. От крестьянских войн и Реформации, через Просвещение и революции, вплоть до Первой мировой войны. "Ты поистине преуспел в уничтожении ненавистных нам людей; сам сатана не придумал бы лучшего средства".
Да, и за это род Фауста был проклят и обречён на нищету и убожество, из поколения в поколение.
Даже великое изобретение Фауста, книгопечатание, будет приписано другому - и среди всех мук, эта была для Фауста отдельной, потому что тщеславие в человеке неистребимо, несмотря ни на что.
Что же касается завершения земной и посмертной судьбы Фауста... В этих сценах и репликах воистину проявилось мастерство Клингера. Фауст - сильный человек, надломленный, но всё ещё сильный:
"Задуши меня, но не мучь болтовней, которая раздирает мне сердце, не убеждая ума. Лей свой яд, - ты ведь хочешь, чтобы я глотал его каплю за каплей. Твои суждения так чудовищны, что они уже не оказывают на меня действия. Смотри, глаза мои неподвижны и сухи; называй моё отупение отчаянием, но я могу ещё смеяться над ним, и ум мой ещё борется с болезненным волнением сердца. Только вот этот повешенный и те, кого я сейчас видел, тяжким бременем лежат на моей совести и давят на мою ещё бунтующую силу. Мой сын повешен здесь за праведный поступок! И за праведные дела моя семья должна влачить жалкое существование в нищете и плодить поколения подлых грешников! Что видел я в мире, кроме убийств, отравлений и гнусностей? Разве не везде видел я праведника униженным, а злодея - счастливым и торжествующим?
...
Мучь меня, дьявол, ты можешь, но сомнений моих ты по тупоумию своему разрешить не способен или не можешь просто от злости. (...) Свободный человек! Даже в эту минуту отчаяния я могу ещё злобно смеяться над этими бессмысленными словами. Да, я знаю, что значит жаждать свободы, потому-то я и стою в этом проклятом круге. Разве может быть свободен тот, чьи плечи от колыбели и до самой могилы давит железное ярмо необходимости? Право, если Предвечный и обмотал это ярмо войлоком, как обматывают ярмо пашущего вола, то сделал он это не из жалости к нашим плечам, а для того только, чтобы мы до конца вспахали тяжкую борозду жизни и свалились без сил у самой цели. Он уже может наслаждаться моими стонами, я прошёл весь путь. Уничтожь плоть, облекающую мою тёмную, измученную сомнениями душу, заставь её забыть о том, что она сделала моё тело грешным, и я стану таким же, как вы, и буду жить только одним желанием творить зло. (...) Ах, дьявол, разрежь мою грудь и запиши кипящей кровью моего сердца вон на той черной туче прекрасную теодицею, которую ты мне только что читал. Пусть какой-нибудь философ её перепишет и дурачит её людей.
...
Надрывный гимн отчаяния, которого ты ожидал, пришелся бы тебе куда более по вкусу, чем эти слова. Не так ли, дьявол? Плохо ещё знаешь ты человека! Кто же правит небом, если такой червь, как я, с твоей дьявольской помощью мог так исковеркать его творение? Где же тут справедливость? Зачем же должен был родиться такой Фауст, так жить, так чувствовать и мыслить, если он принёс несчастье тысячам людей? Почему мои способности и страсти оказались более пригодными для злодейств, чем для высоких целей? Если эти свойства заложены в моей природе, значит, на то была воля Создателя. Мои заблуждения были угодны ему - иначе он подчинил бы меня нравственным законам, столь же непреложным, как физические. Сними чары, приковывающие меня к этому кругу, я не убегу от тебя, - если бы я даже мог бежать, всё равно я остался бы, ибо муки ада не могут быть ужаснее того, что я испытываю сейчас".
Левиафан:
"Фауст, меня радует твоя отвага. Твои слова я слушаю ещё охотнее, чем дикие вопли отчаяния. Гордись тем, что ты довёл силу своего гения до безумия и богохульства; за это тебя ожидают муки ада. Я устал от твоей болтовни и от земли. Пора двигаться в путь. Роль твоя здесь сыграна, тебя ожидает другая, которой не будет конца. Выйди из круга и похорони несчастного. Потом я схвачу тебя, стащу твоё трепещущее, ослабевшее тело с души, как стаскивают кожу с угря, и разбросаю его клочки по окружающим полям - на страх и отвращение тем, кто пройдёт мимо".
Вот это уже настоящий разговор демона с человеком! Клыки обнажены. А какая постановка сцены! Вечерние сумерки, бескрайние поля, виселица и пылающий призрачным огнём магический круг. Но вот заклятие снято.
"Фауст взобрался на виселицу, снял верёвку с шеи своего сына, отнёс тело на соседнее, только что вспаханное поле, сам вырыл, рыдая и обливаясь слезами, могилу и положил в неё несчастного. Затем он подошёл к дьяволу и злобно сказал ему:
- Мера моего горя преисполнена, разбей сосуд, который уже не вмещает его. Но у меня ещё достаточно мужества, чтобы бороться с тобой за свою жизнь. Я не хочу умереть как раб, без сопротивления падающий под ударами господина. Явись мне в каком угодно виде, я буду бороться с тобой. Во имя свободы и независимости я вызвал тебя из преисподней. На краю адской бездны я буду отстаивать свою свободу. На пороге нового, страшного жилища я хочу ещё раз испытать свою силу. Я помню, что видел тебя однажды прикованным к моему магическому кругу и грозил тебе ударами моего бича. Ты видишь у меня на глазах слёзы, но это слёзы упрямства, слёзы яростного негодования, - не ты, дьявол, а моё собственное сердце побеждает меня!"
Се человек! Но...
Дьявол:
"Мерзкий хвастун! Вместе с твоей плотью я сорву с тебя маску, подо которой ты прячешь своё бессилие, и оставлю тебя в твоей жалкой, отвратительной наготе. Отмщение близко! Имя ему Вечность!
Он предстал перед Фаустом в образе гиганта. Глаза его горели, как тяжелые грозовые тучи, озарённые заходящим солнцем. Дыхание напоминало ужасный свист бури, подумающейся из ущелий, когда земная кора разрывается от от сотрясений земных недр. Почва стонала от тяжести его шагов. Буря выла в его волосах, развевающихся вокруг головы, как развевается хвост вокруг грозной кометы. Фауст лежал перед ним в пыли, как жалкий червь. Страшное зрелище сломило остатки его душевных и телесных сил. Дикий, свистящий хохот Левиафана пронёсся над землёй. Дьявол схватил Фауста, разорвал его на клочки, как шаловливый мальчик разрывает муху, с отвращением и негодованием разбросал его окровавленные члены по полю и умчался с душой Фауста в ад".
А чего стоит прямая ссылка на книгу Иова! "Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его? ...сделает ли он договор с тобою, и возьмешь ли его навсегда себе в рабы?.. Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его?"
Эпилог - перед троном самого Сатаны решается судьба Фауста. Князь тьмы говорит, что Фауст сослужил аду великую службу, одним изобретением печатного станка, если ничем иным. Фаусту делается особое предложение: "Если ты согласен проклясть Предвечного, который не смог или не захотел создать тебя лучшим, чем ты есть, то ты будешь избавлен от адских мук и станешь равным нам... Фауст, выбирай!.."
Хороший ход, подумал я. Фауст-демон. Проклинаемый и проклятый. В конце концов, так ли уж глубока разница между Фаустом и Мефистофелем? Разве Мефистофель - не тот же Фауст, разве не один у них тип личности? Короче, вариант Перумова из "Воина великой тьмы":
"И под его ногами разверзлась пустота. Он полетел вниз, и его дикий крик слился с отчаянным, душераздирающим воплем Наллики.
А потом снизу рванулись волны пламени, и страшный голос Ракота грянул ему прямо в уши:
Привет тебе, воин Великой Тьмы!
Грудь Трогвара терзал огонь, выжигая из него все, что составляло человеческую сущность Крылатого Пса. Память распадалась, глаза выгорели… однако он все еще кричал - кричал весь почти что бесконечный путь до темного Дна Миров, до темной Цитадели Ракота...
Воином Великой Тьмы стал Трогвар. И место ему отведено было на самой верхней ступени Темного трона, по правую руку от самого Восставшего. И долго, и с победами водил родившийся Трогваром в бой черные легионы Тьмы…"
Фауст соглашается проклясть Бога. "Фауст вышел вперёд. Безмерное отчаяние ужасно исказило призрачную тень его лица... Он... но кто же осмелиться повторить его хулу?"
И...
Обманул, говорит Сатана. А ты и поверил, дурак, что тебя сделают демоном. Приговор - вечное одиночество, вечная память о своих деяниях и осознание того, что ничего нельзя искупить или изменить. Увести.
В этот момент я понял, почувствовал разницу между хорошим ходом и гениальным.
Браво! Клингер - не Гёте.
Но он заслужил мою овацию.