На самом деле, это старая метафора, которой я злоупотреблял ещё в школе, и с тех пор она самому мне кажется почти пошлой, но всё же - волки, псы и овцы.
Базовое представление нашей культуры говорит о пастыре, который пасёт овец, и о псах, которые защищают овец от волков. То, что псы слишком похожи на волков - грех, который они берут на себя ради выполенения своего долга, защиты стада.
Горианская культура рассматривает ситуацию, в которой пастырь давно ушёл, предоставив всех самим себе. Трава - корм овец, но без пастыря нет корма для собак, а они всё ещё сильны, и овцы пахнут мясом.
Псы попробуют кровь, и кто-то из них скажет - вот, мы ели овец, и ничто теперь не связывает нас с прежним долгом. Отныне мы волки, и уйдём в леса, и будем есть каждый день от пуза, сколько захотим, потому что овцы не смогут защититься от нас.
Остальные поймут, что ради сохранения стада они вынуждены брать с него свою плату. Раньше пастух решал, кого остричь, а кого забить, теперь же этим займутся псы. Не только ради долга, но и ради собственного блага они продолжат защищать стадо.
И волки разделятся. Одни решат, что раз пастырь ушёл, то настало время волков, и надо убить столько овец, сколько получится, потому что завтра мяса уже не будет.
А другие посмотрят глубже. Воистину, если убить всех овец сейчас, завтра мяса уже не будет. Нет, придётся самим следить за благом овец, и охранять их от других опасностей, и выводить их на пастбища, ради того, чтобы есть их, некоторых из них.
И псы, пытающиеся найти себя в жажде убийства, кажущейся им волчьей, и волки, провозгласившие последнюю ночь, станут врагами для всех.
Но другие псы и волки встретяться и обнаружат, что между ними нет такой уж большой разницы, и глаза бывшего пса посмотрят в глаза бывшего волка.
(А потом псы уйдут на юг, чтобы основать Рим, а волки уйдут на Север и создадут Готию. Но это уже другая история.)
Собственно, горианское мировоззрение задаётся вопросом, а так ли велика разница, между теми и теми, между клыками и клыками? Это отражается и в языке, потому что горианский аналог собачьих, слин (который вообще не является млекопитающим) обозначается одним словом, и как дикий слин, и как домашний слин, и как лесной слин, и как степной слин. От оскорбительного "слин!", до уменьшительно-ласкательного... хм... "маленькая самка слина", и до уважительного "Морской Слин". Впрочем, на Горе действительно водятся морские слины :).
Так вот, так ли велика разница, если разбойник, захвативший оазис, становится пашой, и собирает дань с окрестных караванов уже на вполне законных основаниях? Вы скажете, что разница есть - у паши есть обязанности, а у разбойника - нет. И вот тут горианин вас не поймёт, потому что у разбойника тоже есть обязанности, у всех есть, их не может не быть. Разбойник так же следит за торговыми путями, и бережёт колодцы, и приходит на помощь племени в случае войны. В противном случае, он отморозок, или "фэнтезийный фашист", одержимый приближением Рагнарека.
В связи с этим у средне-позднего Нормана "хорошие" и "плохие" объединены одной культурой, одним взглядом на жизнь. Разница в том, кто кого убивает и за что; но, в приниципе, плохие получают за свою работу золото и женщин, а хорошие - золото, женщин и чувство глубокого морального удовлетворения. Правда, золота у них всё же поменьше, наверное... но они всегда могут его добыть на стороне.
...Да, и, естественно, даже овца может стать волком, если сможет победить волка. Если, конечно, овца не женщина :).
Но вернёмся к нашим баранам. Итак, изначально речь шла о заботливом и милосердном пастыре, покорных и трудолюбивых овцах, храбрых и отважных псах, защищающих стадо от коварных волков. Но в наше время ни один культурный образ не может существовать без траверстии, вернее, без своего изнаночного варианта (горианам подобное неизвестно, помимо чисто смехового снижения).
Да и были ли правы авторы пасторальной утопии? Вдруг Господь - это Бог отверженных, и день его придёт, "яко тать в ночи"? Мечтают ли волки о Господе?
"Часто Майкл представлял себе Бога как громадного белого волка, скачущего по заснеженной равнине под небесами, излучающими звездный свет, и глаза Божьи были золотистыми и очень ясными, а белые клыки Божьи были очень, очень острыми". (Роберт Маккамон, "Час волка").
И всё выворачивается наизнанку. Псы превращаются в бездушных слуг системы, добрый пастырь становится охотником, палачом, и лишь овцы остаются овцами. Волк - последний герой этого мира.
В самом простом, но в то же время базовом варианте подобное выразил Максим Леонидов в своей песне "Волки":
Я когда-то был псом, и на волка похож не слишком,
Hо нарушил собачий закон, и теперь мне крышка.
Мутный свет облаков, злое солнце над лесом встало,
И теперь я среди волков, я один из стаи.
Эх, подстрелят меня, да потащат по снегу волоком,
Hо до этого дня я побуду немного волком.
Это вы научили меня выживать,
Гнать лося по лесам, голосить на луну,
И теперь, когда некуда дальше бежать,
Я вам объявляю войну.
Я когда-то был псом благородным, с гербом на флаге,
Hо собачий закон охраняют всегда дворняги.
И теперь я в бегах, в пене, в мыле, в крови, в азарте,
Волчий бог в облаках намечает мой путь по карте.
Hу, а мне бы волчат, да забиться в нору, где сухо,
Только от палача перегаром несёт да луком.
Это вы научили меня выживать,
Гнать лося по лесам, голосить на луну,
И теперь, когда некуда дальше бежать,
Я вам объявляю войну.
Эх, подстрелят меня, да потащат по снегу волоком,
Hо до этого дня я побуду немного волком.
И меня не страшит, что однажды весной
Я услышу в степи вертолёт надо мной,
Полыхнет из винта или из калаша,
И отправится в рай моя волчья душа.
Это вы научили меня выживать,
Гнать лося по лесам, голосить на луну,
И теперь, когда некуда дальше бежать,
Я вам объявляю войну.
Собственно, это классическая песня ненависти, объявление войны силе, одолеть которую невозможно. Здесь хорошо всё, и "а мне бы волчат" - я хотел бы выбрать жизнь, но вы оставили мне только смерть - и, конечно, фраза про "герб на флаге". Лирический герой, "благородный пёс", с хорошей родословной, он отстаивает своё право на принадлежность к традиции. Но законы нового мира таковы, что пробиться наверх может только лишённый благородства выродок, в том или ином смысле. "Собачий закон защищают всегда дворняги".
Эта песня охватывает целый пласт культуры. "Эх, подстрелят меня, да потащат по снегу волоком, но до этого дня, я побудут немного волком!" - клянётся себе герой романа "Одинокий волк" (Roguе Male) Джеффри Хаусхолда, в 1939 году. Бельмондо в фильме "Профессионал" (1981) знал, что "однажды весной я услышу в степи вертолёт надо мной, полыхнет из винта или из калаша, и отправится в рай моя волчья душа", но всё равно не отступил. "Это вы научили меня выживать", - скажет клерик Престон в фильме "Эквилибриум" (2002), "...и теперь, когда некуда больше бежать, я вам объявляю войну!" - и гильзы запрыгают на мраморном полу зала приёмов.
Более многомерную трактовку предлагается Высоцким в его "волчьей" трилогии ("Охота на волков", "Конец охоты на волков", "Прошла пора вступлений и прелюдий..."), представляющей из себя сложную последовательность конструкций и деконструкций.
Вот, хотя бы, знаменитое, из первой песни:
Не на равных играют с волками
Егеря, но не дрогнет рука!
Оградив нам свободу флажками,
Бьют уверенно, наверняка.
Волк не может нарушить традиций.
Видно, в детстве, слепые щенки,
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали - "Нельзя за флажки!"
Наши ноги и челюсти быстры.
Почему же - вожак, дай ответ -
Мы затравленно мчимся на выстрел
И не пробуем через запрет?
Казалось бы, волки, единственно свободные существа в этом мире, но и они не могут нарушить правила, навязанные им извне. Не могут, потому что не задумываются об этом, считают их частью собственной природы. Должны - но не могут. И поэтому бессильны, а не полны силы.
-----------------------
Да. Ну и как тухлый землянин, я, естественно, не буду тут освещать тему сексуальной власти
-----------------------
В качестве приложения:
Традиция и разбойный люд
