Григорий (gest) wrote,
Григорий
gest

Categories:
  • Mood:
  • Music:

Аристократический менталитет, примеры-2; "Заклинатель драконов" (смысловой блок)

Кристобаль Хунта, из повести братьев Стругацких «Понедельних начинается в субботу». Хех. Умели Стругацкие писать: вещь, может, и юморная, но все «Дозоры» Лукьяненко со всем тем пафосом – лишь попытка распаковать заложенные братьями смыслы.  Что, кстати, свидетельствует о том, что Лукьяненко так и не стал новым мастером нашей фантастики. Мастера смыслы создают.

Как бы то ни было, попробуем прочитать «Понедельник» с серьёзной миной на лице.
Что мы знаем о Кристобале Хунте, кроме того, что его отца, предположительно, звали Хозе? 8-).
Во-первых, по мнению Привалова, автора послесловия, Кристобаль Хунта – один из двух наиболее близких к реальности персонажей.

«Авторы  вообще  склонны к нивелировке героев, и потому более или менее правдоподобен у них разве  что  Выбегалло  и  в  какой-то  степени Кристобаль  Хозевич  Хунта». 

То есть сотрудники НИИЧАВО знали именно того Хунту, о котором писали Стругацкие. Примем это к сведению, отбросим скепсис и пустимся вплавь. 

Хунта – ученик ученика самого Саваофа Бааловича Одина, когда-то величайшего мага Земли, которого древние евреи почитали, как бога. И не только они.

«Историю Саваофа  Бааловича  я  узнал  сравнительно  недавно.  В
незапамятные  времена  С.  Б.  Один  был  ведущим  магом  земного  шара.
Кристобаль Хунта и Жиан Жиакомо были учениками его учеников.  Его именем
заклинали нечисть.  Его  именем  опечатывали  сосуды  с  джиннами.  Царь
Соломон  писал ему восторженные письма и возводил в его честь храмы.  Он
казался всемогущим.  И вот  где-то  в  середине  шестнадцатого  века  он
воистину      стал    всемогущим.    Проведя    численное    решение
интегро-дифференциального уравнения  Высшего  Совершенства,  выведенного
каким-то  титаном  еще  до  ледникового  периода,  он  обрел возможность
творить любое чудо… И С. Б. Один навсегда оставил магию и
стал заведующим отделом Технического Обслуживания НИИЧАВО...

Был он очень стар,  но крепок  и  жилист,  загорелый,  с  блестящей
лысиной,  с  гладко  выбритыми  щеками,  в  ослепительно белом чесучовом
костюме.  К этому человеку все относились  с  большим  пиететом.  Я  сам
однажды  видел,  как  он  выговаривал  за  что-то Модесту Матвеевичу,  а
грозный Модест  стоял,  льстиво  склонясь  перед  ним,  и  приговаривал:
"Слушаюсь...  Виноват.  Больше  не  повторится..."  От Саваофа Бааловича
исходила чудовищная энергия.  Было замечено,  что в его присутствии часы
начинают спешить и распрямляются треки элементарных частиц, искривленные
магнитным полем.  И в то же время он не был  магом.  Во  всяком  случае,
практикующим  магом.  Он  не  ходил  сквозь  стены,  никогда никого не
трансгрессировал и  никогда  не  создавал  своих  дублей,  хотя  работал
необычайно много.  Он был главой отдела Технического Обслуживания,  знал
до  тонкостей  всю  технику  института  и  числился  консультантом
Китежградского  завода  маготехники.  Кроме  того,  он  занимался самыми
неожиданными и далекими от его профессии делами
».

(Так, наша история не про Одина, наша история про Хунту!)

Скорее всего, магическая карьера Кристобаля Хунты началась во времена Карла Великого, при котором он состоял в качестве боевого мага и заклинателя драконов:

«Молодой  Кристобаль Хунта привел в дружину Карлу Великому китайского, натасканного на мавров дракона,  но,  узнав, что император собирается воевать не с маврами, а с соплеменными  басками,  рассвирепел  и  дезертировал». 
 
Если это прочесть, как «соплеменными Хунте», то он баск. В любом случае, он начал на Пиренейском полуострове и регулярно туда возвращался.

И да, касательно боевой магии. «Все  наши  старики,  за  исключением,  может  быть,  Федора Симеоновича, в свое время отдали дань увлечению этим разделом магии» - но Хунта с неё начал. Если, конечно, под молодостью Хунты имелась в виду его человеческая молодость, а не первые сто-двести лет жизни 8-).

Так какой же он, Кристобаль Хунта?

«Смутная тень  на  мгновение  заслонила  свет  лампочки,  громко
скрипнули  половицы.  Потом вдруг запахло аптекой,  и в лицо мне пахнуло
холодом.  Я попятился.  И тотчас же кто-то резко и отчетливо постучал  в
наружную  дверь.  Шумы  мгновенно утихли.  Оглядываясь на то место,  где
раньше был диван,  я вновь вышел в сени и открыл дверь.  Передо мной под
мелким  дождем стоял невысокий изящный человек в коротком кремовом плаще
идеальной чистоты, с поднятым воротником. Он снял шляпу и с достоинством
произнес:
    -- Прошу прощения,  Александр Иванович.  Не могли бы вы уделить мне
пять минут для разговора?
    -- Конечно, -- сказал я растерянно. -- Заходите...
    Этого человека  я видел впервые в жизни,  и у меня мелькнула мысль,
не связан ли он с местной  милицией
». 

Итак, выправка Хунты вызывает ассоциации с силовыми структурами. Думаю, не будь мемуары Привалова подцензурными, он бы там не милицию вспомнил, а кое-что пострашнее – так сказать, дело неразменного пятака пошло по инстанциям.

Отметьте, что Хунта изящен. Это его устойчивая характеристика:

«-- Корифеев это, конечно,  не касается. Жиан Жиакомо, Кристобаль Хунта, Джузеппе Бальзамо или,  скажем,  товарищ  Киврин  Федор  Симеонович...  Никаких  следов
растительности!  -- Он торжествующе посмотрел  на  меня.  --  Ни-ка-ких! Гладкая кожа, изящество, стройность...
»

и

«Вошел, кутаясь в норковую шубу, тонкий и изящный Кристобаль Хозевич Хунта».

Хунта невысок, тонок и изящен.

Кстати, умеренные габариты персонажей в купе с отточенными и элегантными движениями иногда используются для обозначения персонажей аристократической ментальности, я встречал это по крайней мере ещё в одной книге (а два случая – это система 8-)). Что имеется в виду? С точки зрения исторических архетипов, варвар – это здоровый, физический крепкий детина, с которым никто не может сравниться по силе и живучести. Не обязательно шкафоподобный, но по меньшей мере увесистый – в общем, представляете себе. И с большим дрыном в руках (тяга к большему дрыну прослеживается даже у во всех смыслах цивилизованного slavamakarov'а 8-)).

Аристократы ответили на силу искусством, сделав ставку на гибкость, ловкость, скорость и продуманную систему подготовки с регулярными тренировками. 

Пара цитат, в тему.

Дмитрий Галковский, «Бесконечный тупик» (как всегда о своём):

«Типично европейское оружие – шпага. Тут весь характер европейца сказался: длинная упругая игла-мысль. На пороге вылез нестриженый мужик с топором, стал красную косоворотку на себе рвать: "Не замай!" – Точный, едва заметный глазу укол. Орущая гора мяса, натолкнувшись на невидимую преграду, как-то ойкнула, подпрыгнула и, перевернувшись в воздухе, грузно шмякнулась об пол… И шпагу кружевным платочком вытерли: "Не было этого". В Азии – кривые ножики, ятаганы, бердыши: летят отрубленные руки, ноги, головы, режут напополам, с хрустом вспарывают животы – идёт разделка мяса. А тут у сердца маленькое, с пятачок, пятнышко крови – его и не видно на рубахе. – Серьёзная, европейская работа!»

Алексей Бессонов, «Ветер и сталь», «Маска власти». Там он, как всегда, доводит идею культа бога войны, героев Двуликого и аристократического менталитета до полной профанации и китча (так что, когда я говорил о двух случаях, я не его имел в виду). Но, как ни странно, в своих поздних книгах он это отрефлексировал и превзошёл. Так что zinik_alexander'у рано отчаиваться 8-).
Ладно, цитаты:

«При соответствующем уровне самомобилизации возможности человеческого организма очень велики. Разумеется, не у всех они одинаковы. И суть вовсе не в колоссальной груде мяса на костях. Скорее наоборот. Стокилограммовый тяжелоатлет никогда не станет рейнджером. Его хватит удар на первом же марше. Дело совсем не в том, чтобы иметь накачанные мышцы, стрижку ежиком и тяжелую челюсть. Все наши “волки” — субтильные на вид субъекты с длинными роскошными гривами. Длинные волосы — это традиция, но тоже не с потолка взятая — такая шевелюра здорово помогает в жару, когда в вашем шлеме после сто первого попадания выходит из строя термосистема. А полудистрофическое телосложение необходимо для того, чтобы легко мчаться многие часы по джунглям или скакать по деревьям. Рейнджеру нет необходимости сбивать слона с ног ударом кулака. В джунглях крепкие бицепсы ему не помогут. Он должен в совершенстве, на акробатическом уровне, владеть тем, что у него есть. Здоровущий дядя вряд ли сможет бегать по вертикальным стенкам. А уж если он попадет в мир с 2 g или температурой в 50 градусов по Цельсию, то ему сразу конец — он пройдет от силы с десяток километров или помрет от жажды, изойдя потом».

«Из разъехавшихся дверей появился Детеринг в сопровождении очень мощного мужчины средних лет в полицейском мундире. Рядом с ним Танк казался дистрофиком. Впрочем, я не помню, чтоб его когда-либо смущали такие подробности — мышечная система полковника была оптимизирована в предел, сильнее хомо просто быть не может; в нашем деле важна именно максимально высокая мощность при минимально возможном весе. Оптимизация энергетики начинается с детства и длится долгие годы. В результате хиловатый с виду рейнджер пробивает боксера-тяжеловеса ударом пальца. Система подготовки человека — универсального воина разрабатывалась столетиями… при сохранении железного запрета на любые генные модификации. В итоге раса пришла к сложнейшему комплексу тренировок, которые должны начинаться в возрасте пяти-шести лет, и только каждый стотысячный хомо способен воспринять их в полном объеме. Детеринг же ушел от обычного рейнджера настолько, насколько рейнджер ушел от, скажем, хорошо подготовленного телохранителя».

Заметим, что Ивил у нас тоже скорее худой, искусный и очень быстрый, чем здоровый и накаченный.

Правда, бог войны любит воплощаться в дылд за два метра, но он это делает с целью оказания психологического давления на тех, кому приходиться смотреть на него снизу вверх. И потом, его любимый менталитет – базовый аристократ+варвар. У него и любовь к большим и тяжёлым вещам прослеживается…

Ох 8-). Но вернёмся к Хунте.

Хунта затрачивает определённые усилия на поддержание внешней безупречности – под дождём он стоит в идеально чистом плаще. Хунта нередко ходит с тростью, а зимой носит шубу из норки. Хунта курит кубинские сигары (впрочем, в СССР их было достать не так сложно, мы с Кубой дружили). Хунта носит усы – он подкручивает ус в одной из сцен. Учитывая его старые связи с Испанией, вполне вероятно, что усы он сочетает с бородкой-эспаньолкой.

«-- А,  К-кристо!  -- воскликнул он. -- П-полюбуйся, Камноедов этот,
д-дурак,  засадил м-молодого п-парня дежурить н-на  Новый  год.  Д-давай
отпустим его,  вдвоем останемся,  в-вспомним старину, в-выпьем, а? Ч-что
он тут будет мучиться? Ему п-плясать надо, с д-девушками...
    Хунта положил на  стол  ключи  и  сказал  небрежно:
    -- Общение  с девушками доставляет удовольствие лишь в тех случаях,
когда достигается через преодоление препятствий...
    -- Н-ну еще бы!  -- загремел Федор Симеонович.  --  М-много  крови,
много п-песен за п-прелестных льется дам...  К-как это там у вас? Только
тот достигнет цели, кто не знает с-слова "страх"...
    -- Именно,  --  сказал  Хунта.  --  И  потом  --  я  не  терплю
благотворительности
».

У Хунты две реплики и обе в точку. «Я не терплю благотворительности».

Напомнило сцену из «Собачьего сердца», на которую ссылаются pikitan и schloenski:

-- Вы не сочувствуете детям Германии?
-- Сочувствую.
-- Жалеете по полтиннику?
-- Нет.
-- Так почему же вы отказываетесь купить журнал?
-- Не хочу.


Как там было у профессора Преображенского? «Я не люблю пролетариат»? Уверен, Кристобаль Хозевич подписался бы под этими словами. 

Хунта разбирается в геометрической магии:

«Они пошли к двери.  Хунта пропустил Федора  Симеоновича  вперед  и,
прежде  чем  выйти,  косо глянул на меня и стремительно вывел пальцем на
стене соломонову звезду. Звезда вспыхнула и стала медленно тускнеть, как
след  пучка  электронов  на  экране осциллографа.  Я трижды плюнул через
левое плечо
».

Правда, в примечании сказано, что геометрическая магия давно не работает. Честно скажу, меня с детства очень расстраивал этот комментарий. Будем считать, что это у Привалова она не работает. А у Кристобаля Хунты всё работает.

Кстати, Фёдор Симеонович Киврин – идеализированный высокоморальный интель-гуманист (не все интели гуманисты, и это важно иметь в виду).

«В четырнадцать часов тридцать одну минуту в приемную, шумно отдуваясь и треща паркетом, ввалился знаменитый Федор Симеонович Киврин, великий маг и кудесник, заведующий отделом Линейного Счастья. Федор Симеонович славился неисправимым оптимизмом и верой в прекрасное будущее. У него было очень бурное прошлое. При Иване Васильевиче, царе Грозном, опричники тогдашнего министра государственной безопасности Малюты Скуратова с шутками и прибаутками сожгли его по доносу соседа-дьяка в деревянной бане как колдуна; при Алексее Михайловиче, царе Тишайшем, его били батогами нещадно и спалили у него на голой спине полное рукописное собрание его сочинений; при Петре Алексеевиче, царе Великом, он сначала возвысился было как знаток химии и рудного дела, но не потрафил чем-то князь-кесарю Ромодановскому, попал в каторгу на тульский оружейный завод, бежал оттуда в Индию, долго путешествовал, кусан был ядовитыми змеями и крокодилами, нечувствительно превзошел йогу, вновь вернулся в Россию в разгар пугачевщины, был обвинен как врачеватель бунтовщиков, обезноздрен и сослан в Соловец навечно. В Соловце опять имел массу неприятностей, пока не прибился к НИИЧАВО, где быстро занял пост заведующего отделом».

Заметим, что Хунта, в свой черёд, предпочитал не гореть, а отправлять на костёр всех этих колдунов и еретиков.

«Кристобаль Хозевич  Хунта,  заведующий  отделом  смысла жизни,  был
человек  замечательный,  но,  по-видимому,  совершенно  бессердечный
».

Золотые слова. Именно так интель-гуманист воспринимает прокаченного аристократа.

«Некогда,  в ранней молодости, он долго был Великим Инквизитором и по сию
пору  сохранил  тогдашние  замашки.  Почти  все  свои  неудобопонятные
эксперименты он производил либо над собой, либо над своими сотрудниками,
и об этом уже при мне говорили на общем профсоюзном собрании
». 

Думаю, профсоюзы Кристобаль Хунта тоже не любил. А замашки у него совершенно феодальные – отметим, он полагает допустимым рисковать собой и своими сотрудниками. Потому что они – его люди, и обязаны беспрекословно выполнять его приказы.

«Занимался он изучением смысла жизни,  но продвинулся пока не очень далеко, 
хотя и получил интересные  результаты,  доказав,  например,  теоретически,  что
смерть  отнюдь не является непременным атрибутом жизни.  По поводу этого
последнего открытия тоже  возмущались  --  на  философском  семинаре. В
кабинет к себе он почти никого не пускал,  и по институту ходили смутные
слухи, что там масса интересных вещей. Рассказывали, что в углу кабинета
стоит  великолепно  выполненное  чучело  одного  старинного  знакомого
Кристобаля Хозевича,  штандартенфюрера СС в  полной  парадной  форме,  с
моноклем,  кортиком,  железным  крестом,  дубовыми  листьями  и  прочими
причиндалами. Хунта был великолепным таксидермистом. Штандартенфюрер, по
словам Кристобаля Хозевича, -- тоже. Но Кристобаль Хозевич успел раньше.
Он любил успевать раньше --  всегда  и  во  всем.  Не  чужд  ему  был  и
некоторый скептицизм.  В одной из его лабораторий висел огромный плакат:
"Нужны ли мы нам?" Очень незаурядный человек
».

А образ чучела в парадной форме поразил меня в самое сердце, я даже процитировал его в тексте про орков Огасавары. [Вот, кстати – первый круг – варвары, второй – буржуа, центр – аристократы. Интели в основном во втором, поближе к производству и относительно нормальной (по нашим меркам) цивилизации, отдельные индивиды и аристократо-интели – в центре.] 

Дело в том, что чучело врага – это настолько выпукло и характерно… Здесь всё. И аморальность, и преклонение перед статусом. Варвар мог бы коллекционировать головы врагов, просто чтобы вести счёт и иметь возможность похвастаться. Но вот выставлять выпотрошенного и набитого опилками врага в парадной форме... тут надо быть аристократом. И ещё немного чокнутым.

Да, хоть убейте, но тот, кто лично знал штандартенфюрера, должен был вместе с ним работать; впрочем, я уверен, что у Стругацких было иное мнение на этот счёт. А Хунта, в принципе, вполне сойдёт за бывшего сотрудника «Аненербе». К тому же, это подходящая площадка для перехода в советский НИИ 8-).

Хунта умеет напрямую подсоединяться к компьютерам.

«Кристобаль  Хунта, любивший во всем быть первым, взял за правило подключать по ночам машину к своей центральной нервной системе,  так что на другой день  у  него  в
голове  все  время что-то явственно жужжало и щелкало,  а сбитый с толку "Алдан", вместо того чтобы считать в двоичной системе,  непонятным  мне образом  переходил  на  древнюю шестидесятиричную,  да еще менял логику, начисто отрицая принципы  исключенного  третьего….
Вчера в одиннадцать часов вечера в электронный зал пришел Кристобаль Хозевич и, как всегда, подсоединился к "Алдану", чтобы вместе с ним разрешить очередную проблему смысла  жизни,  и  через  пять минут "Алдан" загорелся
».

Возможно, авторы хотели ещё раз подчеркнуть разницу между бессердечным Хунтой и сердечным Киврином:

«Федор  же  Симеонович Киврин  забавлялся  с  машиною,  как  ребенок с игрушкой.  Он мог часами играть с нею в чет-нечет,  обучил ее японским  шахматам,  а  чтобы  было
интереснее, вселил в машину чью-то бессмертную душу -- впрочем, довольно
жизнерадостную и работящую
».

Подобно Иеромонаху, Фёдор Симеонович пытается увидеть в машине живое существо, оживить её (подчёркиваю, это верно не для всех интелей). Для Хунты "Алдан" – инструмент, продолжение руки, вернее, сознания хозяина; очередной низкоорганизованный элемент, который Кристобаль Хозевич преобразует своей высокоорганизованной личностью. Вполне возможно, что своих вассалов-сотрудников Хунта тоже, в каком-то смысле, считал частью себя. Или, по крайней мере, частью организованной и завязанной на него системы.

Заметили, что по вышеприведённому отрывку получается, что Хунта про себя считает в шестидесятиричной системе, а в мышлении использует троичную логику? Не «да» или «нет», не Свет или Тьма, но и то, и то – или нечто третье. Впрочем, он же инквизитор, вспоминаем Лукьяненко 8-).

Ещё одна милая деталь:

«Почерк у Кристобаля Хозевича был действительно неудобочитаем;  Хунта  писал по-русски  готическими  буквами».

Теперь большая цитата, чтобы прочувствовать характер:

«-- Начнем  с  того,  --  с  холодным  презрением говорил Кристобаль
Хозевич,  -- что ваш, простите, "Родильный Дом" находится в точности под
моими  лабораториями.  Вы  уже  устроили один взрыв,  и в результате я в
течение десяти минут был вынужден ждать,  пока в моем  кабинете  вставят
вылетевшие  стекла.  Я  сильно  подозреваю,  что  аргументы более общего
характера  вы  во  внимание  не  примете,  и  потому  исхожу  из  чисто
эгоистических соображений...

    -- Нельзя!  -- воскликнул Выбегалло.  -- Правильно, товарищ Киврин,
нельзя!  Мы  имеем  эксперимент международно-научного звучания!  Исполин
духа должен появиться здесь,  в стенах нашего института! Это символично!
Товарищ  Ойра-Ойра  с  его  прагматическим уклоном делячески,  товарищи,
относится к проблеме! И товарищ Хунта тоже смотрит узколобо! Не смотрите
на  меня,  товарищ Хунта;  царские жандармы меня не запугали,  и вы меня
тоже не запугаете!  Разве в нашем,  товарищи, духе бояться эксперимента?
Конечно,  товарищу  Хунте,  как  бывшему  иностранцу и работнику церкви,
позволительно временами заблуждаться, но вы-то, товарищ Ойра-Ойра, и вы,
Федор Симеонович, вы же простые русские люди!
    -- П-прекратите  д-демагогию!  --  взорвался,  наконец,  и  Федор
Симеонович.  -- К-как вам не с-совестно нести такую чушь?  К-какой я вам
п-простой человек?  И что это за слово такое -- п-простой? Это д-дубли у
нас простые!..
    -- Я могу сказать только одно,  --  равнодушно  сообщил  Кристобаль
Хозевич.  --  Я  простой бывший Великий Инквизитор,  и я закрою доступ к
вашему автоклаву до тех пор,  пока не получу гарантии,  что  эксперимент
будет производиться на полигоне.

    Снова воцарилось молчание,  и было слышно,  как грозно сопит  Федор
Симеонович, потерявший дар слова.
    -- Лет триста назад, -- холодно произнес Хунта, -- за такие слова я
пригласил бы вас на прогулку за город, где отряхнул бы вам пыль с ушей и
проткнул насквозь
».

Заметьте, что на простого русского человека обиделся даже гуманист Киврин, у интелей собственная гордость. А Хунта, как, всегда, великолепен. Если с датами он не ошибся, в 17 веке Кристобаль Хозевич был завзятым дуэлянтом, и, видимо, больше не принадлежал к числу Божьих слуг. ogasawara, правда, предположил, что Хунта мог совмещать. Безусловно, Хунта мог совмещать что угодно с чем угодно, он, в конце концов, умеет дубли штамповать. Но, с таким же успехом, личины Великого инквизитора и гранда-фехтовальщика могли быть разведены по времени. Допустим, Хунта-дворянин – это 16 век, а Хунта-инквизитор жил лет на сто раньше («Для рубрики  "Наши  ветераны"  была статья  Кристобаля  Хунты  "От  Севильи до Гренады. 1547 г."»).

«Выбегалло попятился,  заслоняясь  рукавом  зипуна.  К  нему подошел
Кристобаль Хозевич,  молча,  меряя его взглядом,  швырнул ему  под  ноги
испачканные  перчатки  и  удалился
».

А здесь построение фразы заставляет задуматься, что для Хунты испорченные перчатки были не последним поводом для вызова, помимо всех прочих веских поводов, естественно.

Ещё одна большая цитата:

«Я много  раз  обращался  к этой задаче и снова ее откладывал,  а вот сегодня
добил-таки. Получилось очень изящно. Как раз когда я кончил и, блаженствуя,
откинулся на спинку стула,  оглядывая решение издали,  пришел темный от злости
Хунта.  Глядя мне в ноги, голосом сухим и неприятным он осведомился, с каких это
пор я перестал  разбирать его почерк.  Это чрезвычайно напоминает ему саботаж,
сообщил он.
    Я с умилением смотрел на него.
    -- Кристобаль Хозевич, -- сказал я. -- Я ее все-таки решил. Вы были
совершенно  правы.  Пространство заклинаний действительно можно свернуть
по любым четырем переменным.
    Он поднял, наконец, глаза и посмотрел на меня. Наверное, у меня был
очень счастливый вид, потому что он смягчился и проворчал:
    -- Позвольте посмотреть.
    Я отдал ему листки,  он сел рядом со мною,  и мы  вместе  разобрали
задачу  с начала и до конца и с наслаждением просмаковали два изящнейших
преобразования, одно из которых подсказал мне он, а другое нашел я сам.
    -- У нас с вами неплохие головы,  Алехандро,  --  сказал,  наконец,
Хунта. -- В нас есть артистичность мышления. Как вы находите?
    -- По-моему, мы молодцы, -- сказал я искренне.
    -- Я тоже так думаю, -- сказал он. -- Это мы опубликуем. Это никому
не стыдно опубликовать. Это не галоши-автостопы и не брюки-невидимки
».

Кстати, «Понедельник начинается в субботу» - интельская утопия, и я надеюсь об этом ещё написать. Переслегин довольно метко заметил, что «к аристократу интель относится с примесью некой зависти, граничащей с уважением». В интельской утопии, соответственно, крутые аристократы тусуются с интелями и принимают их за равных – и не только монстров, вроде Киврина, но и простых честных ребят-программистов.

«Мы пришли  в  отличное  настроение  и начали разбирать новую задачу
Хунты,  и очень скоро  он  сказал,  что  и  раньше  иногда  считал  себя
побрекито, а в том, что я математически невежествен, убедился при первой
же встрече. Я с ним горячо согласился и высказал предположение, что ему,
пожалуй,  пора  уже на пенсию,  а меня надо в три шеи гнать из института
грузить лес, потому что ни на что другое я не годен. Он возразил мне. Он
сказал,  что  ни  о какой пенсии не может быть и речи,  что его надлежит
пустить на удобрения, а меня на километр не подпускать к лесоразработке,
где  определенный  интеллектуальный  уровень  все-таки  необходим,  а
назначить учеником младшего  черпальщика  в  ассенизационном  обозе  при
холерных  бараках.  Мы  сидели,  подперев  головы,  и  предавались
самоуничижению,  когда в зал  заглянул  Федор  Симеонович.  Насколько  я
понял, ему не терпелось узнать мое мнение о составленной им программе.
    -- Программа! -- желчно усмехнувшись, произнес Хунта. -- Я не видел
твоей программы,  Теодор,  но я уверен, что она гениальна по сравнению с
этим...  -- Он с отвращением подал  двумя  пальцами  Федору  Симеоновичу
листок  со  своей  задачей.  --  Полюбуйся,  вот  образец  убожества  и
ничтожества.
    -- Г-голубчики, -- сказал Федор Симеонович озадаченно, разобравшись
в почерках. -- Это же п-проблема Бен Б-бецалеля. К-калиостро же доказал,
что она н-не имеет р-решения.
    -- Мы сами знаем,  что она  не  имеет  решения,  --  сказал  Хунта,
немедленно ощетиниваясь. -- Мы хотим знать, как ее решать.
    -- К-как-то ты странно рассуждаешь,  К-кристо...  К-как  же  искать
решение, к-когда его нет? Б-бессмыслица какая-то...
    -- Извини, Теодор, но это ты очень странно рассуждаешь. Бессмыслица
-- искать решение, если оно и так есть. Речь идет о том, как поступать с
задачей,  которая решения не имеет.  Это глубоко принципиальный  вопрос,
который,  как  я  вижу,  тебе,  прикладнику,  к сожалению,  не доступен.
По-видимому, я напрасно начал с тобой беседовать на эту тему
».

Аристократ! «Бессмыслица – искать решение, если оно и так есть». Благородный человек лёгких путей не ищет, его влекут неприступные вершины. (Янки: «Так в чём же рыцарское счастье, сэр Лансерлот?» Ланселот: «Видишь горизонт? Идёшь к нему, он близок. Идёшь ещё, он всё далёк. Твори добро и верь, что ты достигнешь горизонта».
Эх, всё-таки, «Новые приключения янки при дворе короля Артура» - это невероятный фильм.)

«Тон Кристобаля  Хозевича  был  необычайно  оскорбителен,  и  Федор
Симеонович рассердился.
    -- В-вот  что,  г-голубчик,  --  сказал  он.  --  Я  не-не  могу
дискутировать с т-тобой в этом тоне п-при молодом  человеке.  Т-ты  меня
удивляешь.  Это н-неп-педагогично. Если тебе угодно п-продолжать, изволь
выйти со мной в к-коридор.
    -- Изволь,  -- отвечал Хунта,  распрямляясь как пружина и судорожно
хватая у бедра несуществующий эфес.
    Они церемонно вышли,  гордо задрав головы и не глядя друг на друга.
Девочки захихикали. Я тоже не особенно испугался. Я сел, обхватив руками
голову,  над оставленным листком и некоторое время краем уха слушал, как
в коридоре могуче рокочет бас  Федора  Симеоновича,  прорезаемый  сухими
гневными вскриками Кристобаля Хозевича.  Потом Федор Симеонович взревел:
"Извольте пройти в мой кабинет!" -- "Извольте!" --  проскрежетал  Хунта.
Они уже были на "вы".  И голоса удалились. "Дуэль! Дуэль!" -- защебетали
девочки.  О Хунте ходила лихая слава бретера и забияки. Говорили, что он
приводит  противника  в  свою  лабораторию,  предлагает на выбор рапиры,
шпаги или алебарды,  а затем принимается а-ля Жан Маре скакать по столам
и  опрокидывать  шкафы.  Но  за  Федора  Симеоновича  можно  было  быть
спокойным. Было ясно, что в кабинете они в течение получаса будут мрачно
молчать  через  стол,  потом  Федор Симеонович тяжело вздохнет,  откроет
погребец и наполнит две  рюмки  эликсиром  Блаженства.  Хунта  пошевелит
ноздрями,  закрутит  ус  и  выпьет.  Федор  Симеонович  незамедлительно
наполнит рюмки вновь и крикнет в лабораторию: "Свежих огурчиков!"
»

…Хунта тяжело посмотрел на Фёдора Симеоновича. Тот улыбнулся.
«Проклятье, - подумал Хунта, - это же интель, их на дуэль вызывать бесполезно».
«Ага», - сказал Фёдор Симеонович и поставил на стол бутылку и две рюмки.
«Чёрт… это же русский интель», - Хунта мысленно застонал. Отказываться было нельзя.

Хунта, как следует из приведённого отрывка, мастер боя не только на шпагах, но и на алебардах. Это весьма интересно, так как намекает на его солдатскую карьеру. ogasawara, опять же, предположил, что в Испании Хунта одно время состоял в королевской дворцовой страже, которая как раз была вооружена алебардами. Почему бы и нет, кстати?

И, как мы узнали из «Сказки о тройке», с проекцией государственного голема в лице советской бюрократии Кристобаль Хунта общался редко и метко.

«На пороге стояли Федор Симеонович и Кристобаль  Хозевич. Они были в неописуемом гневе. Они были  ужасны. Там куда падал их взор, дымились стены и плавились стекла. Вспыхнул и обвалился плакат про народ и сенсации. Дом дрожал и вибрировал, дыбом поднялся паркет, стулья присели на ослабевших ножках. Этого невозможно было вынести, и тройка этого не вынесла.

Сквозь слезы, застилавшие глаза, я увидел, как  Кристобаль Хозевич, зловеще играя тростью, приблизился к Лавру Федотовичу и приказал ему сквозь зубы:
  - Пшел вон.
  Лавр Федотович медленно удивился.
  - Общественность... - произнес он.
  - Вон!!! - взревел Хунта.
  Секунду они смотрели друг другу в глаза. Затем в лице Лавра  Федотовича  зашевелилось что-то человеческое – не то стыд, не то страх, не то злоба. Он неторопливо сложил в портфель свое председательское оборудование и проговорил: "есть предложение, ввиду особых обстоятельств, прервать заседание тройки на неопределенный срок'.
  - Навсегда, -  сказал Кристобаль Хозевич, кладя трость поперек стола.
  - Грррм... - проговорил Лавр Федотович с сомнением. Он величественно  обогнул  стол, ни на кого не глядя, сообщил:
  - Есть мнение, что мы еще встретимся в другое время и в другом месте.
  - Вряд ли, -  презрительно сказал Хунта, скусывая кончик сигары
».
Tags: аристократ, концепция
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 32 comments