"Продолжаются споры о том, почему же наши спортсмены потерпели такое сокрушительное поражение на зимней Олимпиаде. Вряд ли здесь можно обойтись только лишь рациональными объяснениями. Нужно вспомнить и о знаменитом «русском везении», точнее – о его отсутствии.
Все знают хрестоматийное размышление Пушкина о причинах победы России над Наполеоном:«Гроза двенадцатого года
Настала — кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский бог?»
В современном мире спорт – это «заменитель» войны, возможность которой ограничена ядерным оружием. А Олимпиада это, как было правильно замечено на Правой 2.0 – «теплая война». И с этой точки зрения, игры в Ванкувере — безусловное поражение. Соответственно, возникает вопрос — «кто тут нам не помог»? С «барклаями» в России давно стало плохо, и «остервенение народа» не входит в планы действующей власти. Но прошедшая Олимпиада, прежде всего, показала огромные проблемы в наших отношениях с «русским Богом». Именно об этом и хотелось бы сказать несколько слов.
Самое интересное в игре, когда в ней что-то вне правил (не против них, а именно вне). В сочетании со значимостью достигнутого успеха, это и дает эффект «магии Олимпиады». Тогда на пике борьбы за сверхзначимые награды происходит непостижимое и «абсурдное» вмешательство «Иного» — того, что принято у спортивных комментаторов называть «случай», «фортуна», «футбольный бог». (Пусть даже это «Иное» выступает в виде невезения или человеческой ошибки).
На этом, кстати, основано и представление о спорте, как о чем-то более «настоящем», чем запрограмированное человеческим сценарием искусство.
Поэтому главными событиями в Ванкувере, сделавшими «настоящую Олимпиаду», оказались такие происшествия, как перепутанные голландским конькобежцем Свеном Крамером дорожки и финишировавшая на животе немка Анни Фрейзингер.
Вообще, ритуальный смысл Игры в том, чтобы спровоцировать вмешательство чего-то неподконтрольного человеку. И кому это удастся лучше — тому и «повезет».
У наших на этой Олимпиаде с «везением» не сложилось, «Иное» работало против нас. Гибель грузинского саночника, повлекшая за собой уменьшение длины санно-бобслейной трассы, уменьшила (а, точнее, свела к нулю) шансы на победу Альберта Демченко. Снежная буря в спринте помешала биатлонистам. «Фарт», столь необходимый при стрельбе, покинул Евгения Устюгова при последнем выстреле. Хоккеисты попали в четвертьфинале на вышедших «умереть или победить» канадцев, хотя на их месте мог быть кто-то вроде белорусов-швейцарцев и т.д. и т.п."
В первую очередь, это должно было рифмоваться со следующей любимой цитатой:
"Кюдос" же - это достояние богов, волшебный магический дар, который боги могут передавать на время то одной, то другой из борющихся сторон, будь то отряды воинов или отдельные бойцы... "Но как узнает в свалке битвы, - пишет Бенвенист, - об этом тот, кому божество вручило кюдос, и как обнаруживает это соперник? И тот и другой знают об этом благодаря знаку, показывающему божественный выбор: это гром, раздающийся и повторяющийся в середине боя, это колесница противника, которая рассыпается на всём ходу, это тетива лука, рвущаяся в руках Тевкра, целящегося в Гектора, так что стрела падает, не долетев до цели".
В принципе, всё это должно было стать комментарием к следующему эпизоду из "Белого тигра" Бояшова:
"Дело оставалось за малым - на глазах торжествующих соотечественников (в окопах все, от генералов до рядовых, с ума посходили), Иван Иваныч готовился добить монстра. В момент, казалось бы, неотвратимого Найденовского торжества, сам черт пришел к «Тигру» на помощь, толкнув руку великолепного Ваньки. Одно неверное движение рычага свалило «сорокчетверку» в снарядную яму. Танк выкарабкался, но успел зачерпнуть качнувшимся стволом глинистой польской землицы. Рогатый знал свое дело: по его наущению Крюк надавил на спуск. Орудие разорвало с таким треском, что у сержанта чуть дым из ушей не пошел".
Получается, что воля богов была на стороне "Тигра"; я тогда хотел предложить вам поразмышлять над этим фактом.
Но мы также можем уйти в другую сторону. Цитата про Олимпиаду даёт нам право снова вспомнить про кубик Переслегина, и рассмотреть профессиональный спорт, как одно из проявлений "войны", понимаемой как социосистемный процесс. По крайней мере, подобно войне у Переслегина, спорт содержит в себе элементы антагонистического конфликта и управления в кризисной ситуации, является способом выяснения отношений между разными социальными системами, и вдобавок носит откровенно карнавальный характер.
Или же мы можем уцепиться за упоминание о "русском боге" и "футбольном боге". В таком контексте - бог, отдающий победу той или иной стороне - речь, конечно же, идёт о боге войны. Помните, главная заповедь футбольного бога, "не забиваешь ты, забивают тебе", о каком же ещё божестве может идти речь? Точно также обстоит дело с "национальными" богами, помогающими той или иной стороне на поле брани. Я читал у одного белоэмигранта, что немцы уже давно молятся не Христу, а некому "немецкому богу", под которым понимается бог войны. Впрочем, это общее место. Из русских газет, январь 1917:
"На встрече Нового года в штабе юго-западного фронта главнокомандующий армиями генерал-адъютант Брусилов произнес следующую речь:
– …Теперь наступает новый, 1917 год. Я лично, как по имеющимся в моем распоряжении сведениям, так и по глубокой моей вере, вполне убежден, …что в этом году враг будет, наконец, окончательно разбит. Мы его уничтожать совсем не желаем, но мы должны его наказать за то море крови, которым он залил Европу. Мы должны убить в нем его злую силу милитаризма. А сила эта действительно злая. Все народы признают, что есть лишь один общий Бог, сотворивший вселенную. Немцы же говорят, что их бог особый, их «старый немецкий бог». Так как такого бога нет, то я полагаю, что это едва ли не сам сатана. Мы и боремся ныне с этим сатанинским богом, воплощающим ныне дух австро-германского народа. Уповаю, что Бог Единый и Праведный поможет нам его победить. Я поднимаю бокал за Верховного Вождя земли Русской Государя Императора, за Русь святую, за нашу Победу! Да здравствует Государь Император! Да здравствует святая Русь! Ура!".
Прицитирую Бердяева:
"Но те формы национализма, до которых дошли народы в XIX и XX веках и которые породили мировую войну, означают распад человечества, отпадение от всякого духовного единства, возврат от христианского монотеизма к языческому политеизму... Немцы стали верить в немецкого Бога. Но немецкий бог не есть христианский Бог, это - языческий бог, так же как и русский бог. Перед лицом христианского Бога, единого Бога нет ни зллина, ни иудея. Христианство явилось в мир и победило мир в атмосфере универсализма, когда образовалось единое человечество через эллинистическую культуру и римскую империю. Самое явление христианства означало выход из языческого национализма и партикуляризма. В конце новой истории мы вновь видим перед собой расковавшийся мир языческого партикуляризма, внутри которого происходит смертельная борьба и истребление".
("Новое средневековье")
"Национализм последовательно ведет к многобожию, к языческому партикуляризму. Во время войны мы видели, что бог немецкий, бог русский, бог французский и английский вели между собой войну. Национализм не приемлет универсальной религиозной истины, он по своему сознанию остается на до-христианской стадии..."
("Судьба человека в современном мире")
Понятно, что сам по себе тот же "русский бог" может оказаться кем угодно, от Рогатого Бога и до Св. Николая Чудотворца, со всеми промежуточными позициями. Но если уж мы говорим о войне, то, с точки зрения моего мира - и это важно понять! - "бог немецкий, бог русский, бог французский и английский", ведущие между собой кровопролитные сражения, являются лишь масками одного и того же божества, повелителя битв. Он один, а народов много, и каждый верит, что бог и военное счастье на его стороне. Двуликий же, подобно настоящему историку, всегда стремится играть "за обе стороны и за саму Войну". Поэтому он постоянно воюет сам с собой - и да, он безумен, не без этого.
И ещё раз о немецком боге. Переходим к Юнгу. Юнг, конечно, опирался на скандинавскую мифологию, с точки зрения моего пантеона совершенно путанную, но, в данном случае, это не имеет значения. "Вотан", статья 1936 года, опубликована в Швейцарии:
"Но любопытен тот, мягко говоря, пикантный факт, что старый бог бури и натиска, давно бездействующий Вотан, смог проснуться, как потухший вулкан, к новой деятельности в цивилизованной стране, о которой давно уже думали, что она переросла средневековье. Мы увидели Вотана, возрождённого в молодёжном движении, и кровь нескольких овец пролилась в жертвоприношениях, возвестивших самое начало его возвращения. С рюкзаком и лютней белокурые юноши, а иногда и девушки появились как не ведающие отдыха странники на дорогах от Нордкапа до Сицилии, верные слуги скитающегося бога. Позже, ближе к концу Веймарской республики, роль странствующих переняли тысячи и тысячи безработных, которых можно было встретить везде на дорогах их бесцельных путешествий. А к 1933 г. гуляющих уже не осталось, люди сотнями тысяч маршировали. Движение Гитлера повергло всю Германию к его ногам, от пятилетних до ветеранов, и поставило спектакль великой миграции людей, спектакль, знаменующий время. Вотан путешественник проснулся. Он появился на свет в немного застенчивом виде, на сборищах сект простых людей Северной Германии, обсуждавших то, как Христос восседает на белой лошади...
Он является богом бури и неистовства и высвобождает сильные чувства и страсть к войне...
В "Царстве без пространства" ("Reich ohne Reum"), впервые опубликованном в 1919 г., Бруно Гютц увидел тайну прихода немецких событий в виде очень характерного видения. Я не забуду эту маленькую книжку, так она меня поразила тогда предсказанием немецкой бури. Она предвидела конфликт царства идей и царства жизни; она изобразила двойную природу бога бури и тайного созерцания. Вотан исчез, когда пали его дубы, и снова возник, когда христианский бог оказался слишком слабым, чтобы спасти своих христиан от братоубийственной резни. Когда его Святейшество Папа Римский мог только горько жаловаться Богу и был бессилен помочь своей Grex segregatus (пастве - лат.) хоть как-нибудь иначе, одноглазый старый охотник на опушке немецких лесов смеялся и седлал Слейпнира.
Мы, опираясь на экономические, политические и психологические факторы, убеждены, что новый мир — мир благоразумный. Но если мы забудем на мгновение, что живём в 1936 г. от Рождества Христова, и отбросим действующую из самых лучших побуждений человеческую — слишком человеческую — позицию, а также вместо себя свалим на Бога — или богов — ответственность за сегодняшние события, то гипотеза о Вотане нам сможет всё прекрасно объяснить...
Для облегчения понимания и избежания предубеждённости надо было бы вместо Вотана сказать о "furor teutonicus" (бешенство тевтонов - лат.). Но тут может идти речь более о сходстве, нежели полной замене, ибо получится, что "furor" просто психологизация Вотана, что говорит нам лишь о том, что люди находятся в состоянии "помешательства"...
Мне кажется, что Вотан как гипотеза "попадает в яблочко". Похоже, он действительно дремал в Кифхойзеровской горе, пока вороны его не позвали и не возвестили рассвет. Вотан — это основополагающая характеристика немецкой души, иррациональный, психический её фактор, действующий как циклон на высокое давление цивилизации и сметающий её прочь. Почитатели Вотана, несмотря на всю их эксцентричность и причуды, похоже, оценивали эмпирические факты более верно, чем поклонники разума. По-видимому, все до одного забыли, что Вотан представляет первобытный немецкий фактор и что он — самое точное выражение и неподражаемая персонификация основного человеческого качества, которое особенно характеризует немца...
Язык мифов уходит вниз, в глубочайшие первопричины, в психику и её автономные силы. Древнейшая интуиция человека воплотила эти силы в богов и описала как можно полнее и тщательнее в соответствии с их разнообразными характерами в мифах. Это стало возможным, потому что здесь — проблема основных и неизменных типов или образов, присущих бессознательному многих народов. Поведение народа получает свой специфический характер из собственных, лежащих в основании образов, и, следовательно, можно говорить о некоем архетипе "Вотана". Как автономный психический фактор, Вотан порождает эффекты коллективной жизни людей и в соответствии с этим также раскрывает свой характер. Так что Вотан имеет характерную биологию, вытекающую из его особенностей, совершенно независимую от природы человека. Лишь иногда, время от времени, люди падают, сраженные непреодолимым влиянием этого бессознательного фактора...
Нинк действительно создаёт величественный портрет немецкого архетипа Вотана. Описывая его в десяти главах, использует весь имеющийся в наличии материал: Вотан как берсерк, как бог бури, путешественник, воин, как бог Чарование, бог Возжелание, повелитель и Ein heria (отличный воин - сканд.), магистр тайноведения, волшебник и бог поэтов. Не забыты ни валькирии, ни fulgia (дух защитник человека или рода - сканд.), ведь они относятся к мистическому окружению и пророческому значению Вотана...
Во всяком случае, немецкий бог представляет цельность, относящуюся к первобытному уровню, к психологическому состоянию, в котором человеческая воля почти идентична божественной и, значит, целиком в руках судьбы...
Народный бог напал на христианство под разными именами по широкому фронту... Таким образом, избегается большинство неловких вопросов типа: "Кто же этот "Одержащий"? Конечно же, это всегда был Бог. Но как Хауэр вместе со своей всемирной индогерманской сферой съезжает всё больше и больше к нордической стороне, особенно к "Эдде", так и Одержимость проявляется всё более и более в "немецком" вероучении, и становится всё более понятным, что "бог для немцев" — это "немецкий" бог...
Поэтому я хотел бы посоветовать "Движению за немецкую веру" отбросить свою излишнюю щепетильность — интеллигентные люди не спутают вас с теми вульгарными поклонниками Вотана, чья правоверность не более чем претензия. Есть люди в "Движении за немецкую веру" достаточно интеллигентные и человечные, чтобы верить и, более того, знать, что бог немцев — это Вотан, а не общий христианский Бог. Это трагический опыт, а не позор. Ужасно попасть в руки живого бога... Мы, стоящие в стороне, судим немцев так, как будто они сознательны, были действующими силами, но, может быть, мы ближе к истине, когда считаем их и жертвами".
Скажем так... немцы, по крайней мере, успели разглядеть руку, которая схватила их и бросила в огонь.
А отсюда можно опять вернуться к "Белому тигру". Мрачная ирония этой книги состоит в том, что главный герой, Ванька-Череп, обращает все свои молитвы к некому "Танковому Богу", богу-танкисту, который, естественно, за нас; при этом, по ходу действия, Череп отчаянно бьётся с "Белым Тигром", одним из воплощений божества войны. И пусть сам автор придерживается иного мнения, но действуют там не две силы, а лишь одна.